Высота Стекла

Ди отбежала обратно к книгам и не глядя на обложку взяла одну их них и как только оказалась рядом с напарником, хлопнула этой самой книгой тому по голове с громким криком:

– КРАСНЫЕ ГЛАЗА!!!

В комнате повисла тишина. Не решаясь даже на мерзлый клочок вздоха, она (тишина) вышла из помещения, осторожно закрывая за собой дверь. Казалось, будто бы копившаяся долгое время склока решила вот таким образом спустить свой дух, оставив лагуномолодцев в покое. Оба теперь могли с облегчением выдохнуть. Первым заговорил Миста:

– Мне в тот момент казалось, что из меня вытянули некий шарик, и он был очень важен… словно частичка души унеслась в неведомое. Уже тогда мне стало становиться не по себе. А далее, в одном из кратеров, я увидал красноглазую ленту с розовой не то кожей, не то мягкой пластиной. Он сделал какое-то едва уловимое движение, и тут я поплыл в то древнее стечение обстоятельств, которое неизменно приводило в долгий, слезливый туман. – Парень говорил и вместе с этим всхлипывал все меньше, – мне показалось, что я видел это существо прежде, но препятствием к данному пониманию была какая-то замысловатая заслонка, от чего сердцевина правды блокировалась. – Лагуномолодец обратился к напарнице:

– Ди, прости меня пожалуйста, я видимо сделал то, чего делать вовсе не следовало.

Диане захотелось крепко обнять Мисту С, что она и сделала, мягко переместившись на подоконник, поближе к окну. Звезда тем временем смотрела на них с нескрываемой хищной лыбой, мешая пониманию добираться до мыслительного центра.

Понимание – такое пестрое и затруженное слово, мечется из одного угла смысла в другое. Не видя никаких преград, оно порхает на манер лучеглазой сивиллы, перебрасывая одно мерцательное па на ручку, а другое блистающее па на ножку. Таким образом продолжается танец, скрытый в легчайшем морском бризе близ сюрреалистического тела Лагуны.

На хрупкую музыкальность объявлена охота. С этим посылом и прибыли Розидатели на свою Землю, ставшей непривычным помутнением в сравнении с безбрежной синевой ВнеВна. Такое название пришло в голову к синеглазой ленте. Она долго крутилась возле пульта управления, подмахивая ногами в такт неслышимого движения Звезды.

Ярка была сущь внешним лоском, но внутри все обстояло несколько проще: разинув рот – не выловишь леденец без труда. Внутри красовались серые панели, которые время от времени меняли свой оттенок на оттенок кремовой крошки с тупыми зазубринами. Также были и окна, служившие прорехами во внешний мир, которые представляли из себя чуть затененные кратеры.

Лоск и блеск внешние вещатели распыляли на смотрителей и наблюдателей, чтобы те нисколько не усомнились в действительной натуральности пришедшей Звезды. Можно было бы ограничится светом отражения солнца, но то не подходило под конституцию Розидателей.

– Вот бы сами осы раскрыли свои рты, и я бы туда залетел маленькой щепкой, нашел бы в складках десен большой сундук и снес бы голову еще одной Мадам А. Вот была бы потеха! – Желтоглазый Розидатель опускал мысленные рычажки в направлении к морским волнам Лагуны.

– Напугать бы этих чертей да вынуть бы их сопли из носовых впадин, вот была бы настоящая потеха, а не твое это козье блеяние, Желтяк! – Восклицал зеленоглазый, занимаясь поеданием сумрачного сока малютки из класса черной дыры, которую Звезда встретила на путях к родной планете.

– Сочится рот в ухмылках, печатается глупо, глаза рассказывают историю о мытарствах неизвестных особ… – Лента с желтыми глазами повертела в руках скрепленную жгутом кипу пожелтевших бумаг. – Какая-то мутотень, если честно. Эти записки врачевателей душ наводят на меня скуку. – Он зашвырнул самоделку в дальний угол постоянно менявшихся стен. – Долго нам еще?

– Минуты две или три часа, а может и вовсе месяцы, не совсем понятно. Время тут вращается немного не так, как мы привыкли. Придется приноровиться к здешнему пространственному течению. – Отвечал Розидатель, который склонялся над приборной панелью.

– Дремота плавает близко к икрам, дыры затягиваются на манер блескучих волн. Как забавно то, что наша прошлая форма и наша память так круто видоизменились. Ни Оранжа, довлеющего на копчик, ни Черного Подреберья под ложечкой. Никаких человеческих космосов. Н-и-ч-е-г-о. Только красота нашего нового Дома и печальное бдение Розовой Длани… – Красноглазый встал с футуристического кресла, чья форма в виде ленты Мебиуса розовым, кипящим пятном выделялась на фоне серо-белых стен, и принялся пробегать между кратеров, будто бы желая что-то отыскать.

– Я думаю, клочки испрели и свернулись в трубочки, а центрифуги перестали вращать свои дивные оси. Потому картин, да и вообще изобразительного искусства больше не производится. Лишь только самоучки пытаются что-то из себя выжать, но все эти попытки исключительно жалки. Оно не сможет никого вдохновить. А вот Мы с нашей Звездой заставим всю планету источать Вдохновение! – Говоря все это, у синеглазой ленты появился неровный блеск в глазах; она замолкла.