Высотка

Вернулась со старшеньким, он выглядел вполне довольным, пускал пузыри, схватил с тарелки пирожное, засунул в рот целиком, потом сообразил, что дальше с ним будет трудно работать, ни туда ни сюда, и снова заныл. Минут пять мы выковыривали у него изо рта эклер, ему было жалко отдавать обратно, он норовил тяпнуть Нинку за палец, канючил, пытался стащить с тарелки второй эклер, опрокинул пакет сока… Потом его надо было отмыть и посадить в детский стульчик, чему он тоже активно сопротивлялся. Потом проснулся младшенький и история повторилась. Нинка варила кашу, я подбирала предметы, которыми Сашка и Лешка кидались в нас, иногда довольно метко. Дальше по графику были пляски с кашей вокруг детей и оттирание ее со всех плоскостей — горизонтальных, вертикальных и наклонных. В восемь часов наконец-то появился Нинкин муж и пообещал деточек забрать, если его как следует накормят.

(Какое счастье, что он в состоянии сделать это сам, подумала я. В смысле поесть.)

Поужинав, Руслан подхватил детей и удалился. Мы опять остались одни.

— Представляешь, он — мне — отказал! Именно теперь, когда мне позарез нужна его помощь!.. Я поссорилась с родителями, ушла из дома…

— Вот как?

— …не могу больше, нет сил! Я у них как кость в горле. Скандалы, претензии какие-то… Они думают, что я не в универ езжу, а по притонам шатаюсь, опиум курю. И эти пересдачи, так некстати!.. Однажды позвонили Гарику, а меня там нет, и он не знает, где я… Ну отсюда выводы… Маман взбесилась, залезла в мой дневник, начиталась, не поняла, конечно, ни шиша… Как она могла вообще!..

Видела тележку мою? Бабушкина — в ней раньше картошку с рынка возили. Я вещи сложила — и на электричку. Второй месяц дома не живу, поможите, люди добрые… На лекции прихожу с тележкой, ну чисто Мэри Поппинс. Раскладушки только не хватает сбоку… Ночую в общаге. Наташка, добрая душа, пустила к себе в кровать. Мы обе не спим, толкаемся, а что делать? На полу пробовала — холодно…

Устала я, короче говоря. Подумала-подумала и решила — отчего бы не принять предложение Гарика? Поиграли в гордость — и хватит. Пришла, выкладываю…

— А он?

— А он побледнел весь, съежился, смотрит на мою тележку и молчит. Дошло, значит, что я не гений чистой красоты и не мимолетное виденье.

— Представляю, как ты на него налетела. Что сказала хоть?

— Неважно. Не очень сказала, прямолинейно, ну так он мужчина или кто? Через некоторое время он даже обрадовался, но ты знаешь, я так не могу. Первая реакция — она самая верная, которая непроизвольная. Он себя выдал, с головой. Слабак.

— Ты сейчас очень похожа на Вику, прости, конечно. Какой-то у вас культ непроизвольности. А ты подумала о том, каково ему? Пришла и говорит — не уверена, что у меня к тебе большое светлое чувство, но жить с тобой буду непременно. Приперла к стенке. Обещал — получи и распишись. Лучший твой подарочек — это я.

— Но…

— Послушай меня, пожалуйста, — Нинка перешла в наступление, и я от удивления замолчала. — Если тебе негде жить, я устрою. Одна моя подруга хочет снять комнату, ищет соседку, это совсем недорого. Сдашь на стипендию — справишься. Не сдашь — мы поможем. Но Гарику голову не морочь. И родителям тоже. Хочешь, я с твоей мамой поговорю? Они, наверное, с ума сходят. Ты ведь им с тех пор не звонила, да?

— Не звонила и не собираюсь. И про Гарика ты не все знаешь. Он тут мне свой сон рассказал… Как будто он женится… ну да, на мне… и в тот самый момент, когда надо обменяться кольцами, понимает, что попался. Кольцо по размеру впритык — если что, снять уже не получится. И он — подумать только! — надевает кольцо на мизинец. Каково? На мизинец!

— Елки зеленые, Ася!.. Какие могут быть претензии к мужчине, который даже во сне надевает обручальное кольцо, да хоть куда, но ведь надевает!

— Лучше бы он промолчал, оставил бы при себе эти психоаналитические нюансы, — я попыталась возмутиться, но притухла. Настроение неумолимо портилось.

— Гарик вообще не такой, каким ты его описываешь, — продолжала Нинка, не слушая, — потому что…

— Потому что я его не люблю, да?

— У тебя есть кто-то другой? — внезапно спросила она.

— Пожалуй, нет. Во всяком случае, он об этом не догадывается.

(Еще бы. Съем свою зачетку, но не сознаюсь. Какие у меня могут быть шансы, если уж начистоту? Чем я могла бы его сразить, желательно наповал? А ведь раньше мне не приходилось сомневаться в том, что я единственная, что таких больше нет. Элонгатура вселенной, мечта поэта… Все это вроде бы осталось при мне, но тогда откуда робость?..)

— Расскажи? Впрочем, если не хочешь…

— Конечно, хочу. Только мой рассказ тебя не обрадует.

Начнем, пожалуй, с лица. У него лицо как бритва — или ножичек, выкидной, бандитский. Любимец женщин, к каждой подходец имеется. Нет, не подходец, тут дело в другом. Сейчас попробую объяснить…