Высотка

Настя умница, я очень ей благодарен, если слова благодарности тут вообще уместны. У нас давно все обговорено — что брак фиктивный, но не совсем. Хозяйство, расходы, друзья пополам, за исключением одного момента, ну ты понимаешь. Мы не спим вместе, а так — идеальный союз. Ее родители обеспеченные люди, у них под Иерусалимом собственный дом. Пойдем в местное МВД, оформим брак как полагается и начнем ломать комедию перед родителями в надежде, что они на первых порах будут нам помогать. Не знаю, получится ли, но Настя просит им правду не говорить.

Мама у нее совершенно сумасшедшая. Ко мне, правда, относится хорошо, даже проговорилась как-то, что они с тестем квартиру подыскивают под наше семейное гнездышко. Мы с Настей посоветовались и решили, что это лишнее, снимем сами как-нибудь. Кроме того, в Израиле живет штук десять моих одноклассников. Будет с кем поговорить или даже пожить коммуной — боюсь, что квартиру нам с Настей не потянуть.

(Мы, мы с Настей, друг с другом… Что же получается, она его взяла и отпустила со мной в Крым? Не женщина, а монумент.)

Иначе не уехать, ведь ты знаешь, я ни малейшего отношения к репатриантам не имею, разве что одноклассники мои по пятьдесят седьмой школе за родственников сойдут. Помню, был страшно удивлен, обнаружив у собственной бабушки, интеллигентнейшей бабушки из дома Антоновой, что на Литейном, зачатки примитивного антисемитизма. Она разговаривала с мамой на кухне, я все слышал. Игорек совершенно объевреился, ты не находишь? — спросила она у мамы. Неужели в этой школе других мальчиков нет? Беспокоюсь, как бы… — тут я не выдержал и вошел, и бабушка замолчала. Представь, каково ей думать, что я еду прямо туда, в геенну огненную.

Ладно, переживет бабушка. Тут другой момент имеется, более острый. Наши отношения с Настей, так сказать, неравные — я не могу ей дать то, чего она хочет. Придется проявлять несвойственную мне чуткость, круглые сутки, день за днем, чтобы ничем ее не задеть… А ты живи и не забивай себе голову ненужным. Мама пообещала, что проклянет меня, если я не вернусь, и добавила, что ты остаешься у нас на правах члена семьи, вот так.

Бабушке про женитьбу не сообщили, имей в виду. Папа, как ни странно, меня поддержал. Он понимает, что Израиль это перевалочный пункт, откуда мы можем уехать в Штаты или в Канаду, как выйдет. Но не будем загадывать.

(В Канаду? МЫ? Втроем или как? И что я там буду делать?)

Конечно, я писал тебе, хотя и не слишком часто. Думал, соберу письма в мешок и отдам. Потом взял и выкинул — хлам. Но если захочешь почитать о том, что здесь происходило последние пару лет, загляни в комп, в мою директорию. Я не предполагал, что кто-то другой увидит, но поскольку другой — это ты, а ты — это я и даже больше, читай спокойно. Там про тебя немного, но зато самое главное. И это не выпендреж — перед кем мне было выпендриваться? Короче, захочешь — прочтешь.

В Шереметьево поедешь платочком помахать? Не бойся, Настя уже на месте, она два месяца назад улетела. Расписались когда? Первого апреля, кроме шуток.

(Ого. Это значит — я с чужим муженьком в отпуск съездила?)

Ладно, не настаиваю. Рейс неудобный, утренний, вставать рано. Я рад, что ты отнеслась к этому спокойно. (Спокойно? да я просто в ступоре, Гарик!) Олежка в беде не бросит, он уже определил тебе нового напарника, лучше прежнего. Самое трудное будет в него тут же не влюбиться, как я понимаю. Совместная работа по забиванию мебельной скобы отлично сближает, тем более ты у нас такой мастер. Ты ж его учить будешь всему, желторотика. Молчу, молчу. Это у меня нервное. Раньше плакал, теперь вот смеюсь.

Может, оденемся в ретро и сходим в «Иллюзион»? В Питер смотаемся на пару дней? Посидим у Ломоносова? Или просто выпьем кофе в «Старом фото»? Погоды вон какие стоят. Уезжать из Москвы в сентябре — варварство. Самый лучший месяц в году… Ты что, плачешь? Неужели из-за меня?

Опаньки. Не надо, Аська, это пустое. Ну считай, что я еду делать карьеру. Или за бесплатной колбасой. Или искать приключений на свою задницу. Бросаю тебя на произвол судьбы. Давай, настраивайся против меня и пойдем. Золотая осень, все дела. Golden Slumbers. Помню, как ты рыдала, когда порвала пленку, и мы ее клеили, и у Маккартни появилось едва заметное заикание на том самом месте, на твоих золотых снах. Это был, если не ошибаюсь, октябрь месяц, но какой теплый! Помнишь, мы ездили в лес, на травке валялись? Когда ты уже заведешь собственный платок! Девушка, называется.

(И собственный молоток, говорю я обиженно, и тут же умолкаю, потому что шутка плоская, да и говорить ничего не хочется. Он все сказал.)

Да, ящичек с инструментами у папы возьмешь. Сама не таскай, пусть этот новенький надрывается. Хотел бы я на него посмотреть, а то не знаешь, кому тебя с рук на руки передаю. Олежка велел ему остаток поролона отвезти, завтра в пять на Ленинском. Как бы отвертеться? Жалко последние деньки на поролон тратить.

Может, все-таки в Питер?

Узнай себя