Высотка

чтобы ни один мускул не дрогнул.

(Я продолжаю, у иронии мощный анестетический эффект. Она поможет мне удержаться. Или не поможет.)

Да, сейчас все разрешится в тонику

в самую устойчивую из комбинаций

ты и я, кофе, овсяное печенье

и придурки.

Здесь вообще-то живет тьма народу, говорит Баев, но сегодня они на базе. И я наврал про метро — я вовсе не собирался тебя провожать. Метро затопило, туда не пускают, пути назад отрезаны. А от потопа можно укрыться здесь, тем более что мы заблаговременно запаслись провизией. Кроме печеньица у меня есть также и мороженце. Крем-брюле на вафельках, ты ведь любишь.

(Послушать его — самоуверенный пижон, и если бы не этот взгляд… как у собаки, которую везут усыплять.)

Данька, кричит Босс, харе трепаться

я к шефу опаздываю.

(Сварим кофе, сядем на подоконник… Подоконник в сталинском доме — не об этом ли ты мечтала? На нем свободно можно жить. Не знаю, будет ли тебе хорошо в этой квартире. Мне было плохо, очень. Я сидел тут один и, в полном соответствии с вышесказанным, выл на луну. Вот и все, что я делал тут без тебя.)

Вот и все, хватит трепаться, плакать, обнимать

это неправильные глаголы, в нашем лексиконе их нет

вцепились друг в друга как утопающие

как будто от этого зависит наша жизнь

расцепишься — и пойдешь ко дну

топориком пойдешь, некрасиво

неправильно, внахлест сросшиеся души

с общими легкими, почками и селезенкой

разделить невозможно, даже под общим наркозом

ты по-прежнему думаешь, что это любовь?

Полчаса, Аська, говорит Баев. Потому что другие полчаса мы уже у Босса украли. Не хочешь на кухню, иди в большую комнату, там есть бандура с кассетами, займись ею. Или просто ляг поспи, потому что нас ждет бессонная ночь. Ты ведь расскажешь мне, что в мире происходит? Как ты, Аська? Жива? Где шлялась?

Впрочем, есть идея получше. Накупили провизии — будем праздновать Новый год. Мы знакомы со времен потопа, а настоящего Нового года не было ни разу… Да иду я, иду! — орет он по направлению к Боссу. Я могу тебя оставить без присмотра, не исчезнешь?

Можешь, говорю. Я не сбегу. Ведь кто-то должен поджарить мясо.

(Я же тебе сказала, Митя, я это сделаю. Кто бы теперь объяснил, зачем… Не из жалости, факт, потому что у зеркала оба были жалкими донельзя. От скуки (еще одна версия Гарика)? Возможно, но скорее как гипотеза второго плана. Про любовь давай не будем.

Если все это последовательно вычесть — что останется?)

В тихом омуте

Зачем-то живу на Фрунзенской, в квартире-трешке. Листья осыпались, за окном потемнело еще больше, потому что ночь наступает и солнца снова нет. Готовлю еду на семь человек, иногда на восемь, если приезжает Ян. Правда, Ян ее никогда не ест. Предложила однажды и была молниеносно расстреляна в упор, бац-бац, даже говорить ничего не пришлось. Кто я такая, в сущности? Женщина Баева, без имени и права голоса. Что-то вроде домашнего животного, которое должно сидеть на коврике, причем сидеть тихо или его выкинут на улицу. Но я все равно готовлю на восьмерых — из чувства противоречия, и потом — у нас не пропадет, придурки сожрут.

Ян — начальник, шеф. Приезжает раз в неделю устраивать придуркам головомойку. Я при этом не присутствую, но по рожам его подчиненных, выползающих на кухню покурить, могу домыслить остальное. Ян не повышает голоса и ничего не повторяет дважды. Аспирант мехмата, высокий, худой, с лицом гуманоида с планеты Зюк — широко расставленные глаза, непропорциональной большой лоб, скулы обтянуты желтоватой кожей. Вылитый профессор Мориарти.

Придурки — это Мальчок, Паря, Кулак (то бишь Кулаков) и Ведро. Как их зовут — не выясняла. Приходят, сжирают все без разбора, полночи гогочут, обсуждая каких-то лохов и тупиц, смотрят «Назад в будущее», «Горца» и порнушку. Мальчок у них самый несчастный — он предназначен для битья, он шестерка. Заискивает перед всеми, даже передо мной, и тем не менее остается бессменным козлом отпущения. Затрещины и фофаны ему отпускаются без счета, что уж говорить о бычках, каждое утро всплывающих в его чашечке кофе (кашечке чофе, говорит Баев).

Баев и Босс — интеллигенция. С ними Ян обходится мягче, платит больше. Это Мальчок мне нажаловался, мол, несправедливо — они с придурками носом землю роют, а Баев с Боссом сидят в офисе, чистенькие, бумажками заведуют. И что за бумажки? — спрашиваю. Да так, накладные, приход-расход. Мы компьютеры продаем — тебе Баев разве не сказал?

Баев котируется выше остальных, хотя и к нему Ян обращается презрительно — Архангел, или даже Архангел Гавриил. Архангел кривится, но терпит — заработок приличный, зеленью. Мы мечтаем съехать отсюда (и могли бы, ведь я тоже зарабатываю), но Ян на это добро не даст, а Баев поперек никогда не выступит.

(Баев, или мы оба крепостные?)

Возвращаюсь с диванов убитая, без Гарика трудно, почти неподъемно. Дали нового напарника, он оказался на редкость молчаливым. Пиво на бульваре пить отказывается, говорит — я лучше дома, нет привычки на улице выпивать. Видали?