Высоцкий

А Пушкин не кто иной, как Высоцкий. Как говорит Любимов: автор написал текст, а мы сыграем подтекст. Этот подтекст-то и вызывает — опять! — тревогу «начальничков» нашей культуры. Некто Шкодин из Моссовета шкодит изо всех сил: мол, пять Маяковских — разные грани, а грани пролетарского поэта нет… Сколько людей встало на защиту — и каких: Арбузов, Анчаров, Эрдман, Кирсанов, Шкловский, Кассиль… Лиля Брик пришла на обсуждение и заявила, переходя на «советский» язык: «Этот спектакль мог поставить только большевик и сыграть только комсомольцы». Ничего не помогает. Спектакль еще не готов к середине апреля, когда театр выезжает на гастроли в Ленинград.

Вылет первый: Высоцкий как Маяковский

Владимир Маяковский и Владимир Высоцкий — к сопоставлению располагают уже сами эти звучные имена. Владимир — имя нередкое в конце XIX века, а уж в предвоенные годы в СССР «Вовы» и «Володи» появлялись на свет с чрезвычайной частотой. Тем не менее именно в этих двух случаях имя работает как художественный символ, вставая, что называется, во весь рост. Вспомним, как осмысляла Цветаева в стихах 1921 года имя своего поэтического современника:

Превыше крестов и труб,
Крещенный в огне и дыме,
Архангел-тяжелоступ —
Здорово, в веках Владимир!

И потом, уже в 1930 году, осмысляя весь жизненный путь поэта, начиная с рождения:

Чтобы край земной не вымер
Без отчаянных дяде́й,
Будь, младенец, Володимир:
Целым миром володей!

Так и хочется применить цветаевские строки к Высоцкому. Они с Маяковским оба — «отчаянные дяди», нацеленные на решение масштабных задач, на овладение «целым миром». А фамилии… Позволю себе раннее детское воспоминание. Бумажная книжка с картинками. Название — «Это книжечка моя про моря и про маяк». И такой в ней финал:

Кличет книжечка моя:
— Дети,
будьте как маяк! Всем,
кто ночью плыть не могут,
освещай огнем дорогу.
Чтоб сказать про это вам,
этой книжечки слова
и рисуночков наброски
сделал
дядя
Маяковский.

По прочтении возникало ощущение, что «Маяковский» — это фамилия, придуманная специально для книжечки. А потом, много лет спустя, друг нашей семьи, швейцарский журналист, знающий по-русски буквально несколько слов («маяк» оказался в их числе), с удивлением спросил: «А что, Маяковский — это настоящая фамилия поэта? Не изобретенный им псевдоним?»

Да, нет больше в истории русской поэзии случая, когда «натуральная» фамилия автора так совпала с духом его поэтики, с его жизнетворческим пафосом. Разве что Высоцкий. Фамилия более частотная, среди ее носителей есть и другие актеры, другие литераторы. Но ни с кем из обладателей этой паспортной фамилии она так семантически не срослась. Несмотря на свой скромный физический рост, Володя в юные годы был обречен на прозвище «Высота» и в течение жизни оправдал его в высшей степени.

А какого юного подпольщика следившие за ним шпики в 1908 году называли в своих донесениях «Высокий»? Да, вы угадали: Маяковского, еще не начавшего писать стихи.

Так что у обоих поэтов фирменный знак — высота. Вершина, духовная вертикаль. «Стремилась ввысь душа твоя…» — тогда ты скорее всего симпатизируешь Маяковскому и Высоцкому. А люди с «горизонтальным» мышлением их нередко отвергают.

Теперь о маяке как символе. Когда-то в советское время «маяками» пропаганда именовала «передовиков производства», чьи трудовые рекорды нередко были фальсифицированы. Но это довольно короткий период. А изначально «маяк» — символ идеала, мечты, высокой духовной цели. «Ты, знающая дальней цели / Путеводительный маяк, / Простишь ли мне мои метели, / Мой бред, поэзию и мрак?» — так обращался к родине Александр Блок.

Естественно, слово «маяк» появляется в морских песнях Высоцкого:

Почему слишком долго не сходятся створы,
Почему слишком часто моргает маяк?!

А вот случай, когда слова-символы «маяк» и «высота» сошлись в одной стихотворной строке:

Вот маяк нам забыл подморгнуть с высоты
(«В день, когда мы, поддержкой земли заручась…»)

Те, кто любит Маяковского как человека и как поэта, и в наши дни порой именуют его «Маяком» — непринужденно и в то же время уважительно. И Высоцкий для многих сегодня — маяк, освещающий огнем дорогу.

Апелляция к Маяковскому содержится едва ли не в самом раннем стихотворном произведении Высоцкого студенческой поры — сохраненных Н. М. Высоцкой шуточно-пародических фрагментах, написанных «на случай»: сын благодарит мать за выстиранные и выглаженные брюки «от имени» трех классиков: Пушкина, Некрасова и Маяковского. Напомним фрагмент, сочиненный «от имени» последнего: