Высоцкий. На краю

Лукавил Юрий Петрович. Изначально ставку он делал на Николая Губенко в надежде сохранить его для Таганки. Затем, вспоминал директор театра Николай Дупак, между ним и главным режиссером якобы состоялся такой разговор: «Какого черта мы с этим «Гамлетом» вылезли? Кто играть-то его будет?» Я отвечаю: «Как кто? — Высоцкий!» — «Ну, какой из Высоцкого Гамлет?! Вы хоть представляете, что это за роль?» — «Юрий Петрович, что мы теряем? Давайте в нашем театре объявим конкурс. Кто, на ваш взгляд, Гамлета сыграть сможет?» — «Ну, может быть, Леня Филатов, может, Валера Золотухин…» И конкурс действительно был объявлен. Любимов занимался с Филатовым, режиссер Глаголин — с Золотухиным, а я — с Высоцким. Через месяц состоялся показ. Высоцкий «вынес» всех…»

Учитывая особенности творческой натуры Юрия Петровича, достоверность версии Дупака вызывает сомнения. С конкурсом актеров Любимов бы еще согласился, но никак не с состязанием режиссерских подходов.

Так или иначе, Высоцкий уже начинал примерять на себя одежды принца Датского. Первые репетиции, по определению режиссера-постановщика, были адовы. Он рассказывал: «Хотя Володя и ныл: «Гамлета… Гамлета», но выяснилось, что реально у него не было ни концепции роли, ничего. Просто желание. Как полюбил свою Марину — и добыл, так и Гамлета должен играть, и все!.. А чего играть, и сам не знает».

Затем репетиции продолжались, но… в отсутствие самого Гамлета. Лишь спустя время Высоцкий позвонил Золотухину, попросил поговорить с шефом, сказать, что переведен в другую больницу, где обещают поправить здоровье и поставить окончательно на ноги. И еще просил у всех прощения, просит поверить ему и поблагодарить за Гамлета…

— Придет — посмотрим, — сухо прокомментировал пересказ «плача» Высоцкого Любимов. И в сердцах добавил: — Я скоро сбегу от вас, плюну и уйду, честное слово… Нас закрывают, а он устраивает загул… бросает, плюет на театр, куда-то летит… Он думает, что после всего этого я доверю ему такую работу? Наивный он человек…

25 мая 1970 года Владимир шлет Марине отчаянное письмо: «Любимов пригласил артиста «Современника» репетировать роль параллельно со мной. Естественно, меня это расстраивает, потому что вдвоем репетировать невозможно — даже для одного актера не хватает времени. Когда через некоторое время я вернусь в театр, я поговорю с «шефом», и, если он не изменит своей позиции, я откажусь от роли и, по-видимому, уйду из театра. Это очень глупо, я хотел получить эту роль вот уже год, я придумывал, как это можно играть… Конечно, я понимаю Любимова — я слишком часто обманывал его доверие, и он не хочет больше рисковать, но… именно теперь, когда я уверен, что нет больше никакого риска, для меня эта новость очень тяжела. Ничего, разберемся…»

Собравшись с духом, Золотухин вновь рискнул обратиться к шефу:

— Юрий Петрович, я удивлен слухами о Кваше.

— А вы считаете, что у нас есть Гамлет? — услышал он в ответ.

Игорь Кваша не отрицал: «Меня несколько раз приглашал к себе Юрий Петрович Любимов… Но по своей эстетике это не мой театр, хотя его спектакли мне нравятся. К тому же со многими актерами Таганки я дружил. Тот же Высоцкий часто бывал в моем доме. В самый сложный для Володи период, когда его всюду запрещали, «Современнику» удалось пробить песни Высоцкого в спектакле «Свой остров».

— Они поднимали пьесу на другой уровень, — с жаром говорила постановщик Галина Волчек, — и делали ее для меня интереснее, чем она была на самом деле. О песнях мы с ним сразу договорились. Кваша исполнял их очень хорошо. Володе нравилось. Из всех, кто пытался петь его песни, он принимал одного Игоря, потому что исполнение Кваши было совершенно не похоже на то, как он пел сам. Кваша: «Учил я их с голоса, так как музыку Володя сочинял, а записывать не умел…»

Примерно за две недели до сдачи «Своего острова» — к какому-то очередному юбилею Советской власти — ей сказали: «Все что угодно, но только не песни Высоцкого». Режиссер стояла на своем: «Будут песни только Высоцкого». Начальник управления культуры начал уговаривать: «Галина Борисовна, ну любые песни… Возьмите любого поэта, даже Северянина». (Странно, почему в глазах чиновника безобидный Игорь Северянин был опаснее Высоцкого? Может, просто инерция мышления сработала — автор пьесы Каугвер был эстонцем, а поэт-символист закончил свои дни в Прибалтике? Не берусь судить — странная штука чиновничьи вкусы и знания. — Ю. С.)

«Я не поддавалась. Я была счастлива и горда тем, что это были первые Володины песни, которые были залитованы, — рассказывала Волчек. — У меня была цель — внедрить Володины песни официально, чтобы они были не просто иллюстрациями, но абсолютно необходимой частью повествования. Но через какие барьеры мы прошли! Володя мне говорил: «Галина, перестань. Уже понятно, что они не выпустят спектакль»… И все-таки мы победили. Я была очень счастлива…»