Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в.

Мысль о миссионерской деятельности выпускников духовных школ была не нова: это осуществлялось на практике, составлялись и особые проекты, правда, не всегда лицами достаточно сведущими. Один из таких проектов, принадлежащий члену Совета Министерства внутренних дел Ф.Л. Переверзеву, предлагал использовать «избыток» выпускников семинарий и академий в качестве «духовных миссионеров», «для распространения Евангелия между иноверцами»[185]. Директор ДУУ К.С. Сербинович, комментируя записку, отметил, что миссия, являясь «высшим назначением духовных лиц», требует высочайшего призвания и может быть уделом лишь «для избранных лиц»[186]. Но были и другие мнения: духовные школы могут и должны готовить своих воспитанников к профессиональному миссионерскому служению. Архиепископ Григорий, начав «миссионерскую кампанию» со средней духовной школы, имел в виду и высшее научное развитие миссиологии, хотя бы по отношению к русскому расколу[187]. В академиях учение о расколе входило в курс обличительного богословия, но в 1853 г. при СПбДА учредили особое миссионерское отделение «для приготовления воспитанников на дело с раскольниками»[188]. Но дело требовало большей стабильности и основательности, и в 1855 г. учение о расколе вошло в общий курс академического преподавания, в 1857 г. в академиях учредили отдельные кафедры учения о русском расколе, но без расширения штата преподавателей.

В принципах преподавания этого нового предмета были существенные разногласия. Экстраординарный профессор МДА Н.П. Гиляров-Платонов, совмещавший преподавание учения о расколе с основным предметом – герменевтикой, – не читал обычных лекций, но старался разбирать источники – раскольничьи книги, а также научные сочинения о расколе, с соответствующей критикой[189]. Однако воззрения Н.П. Гилярова-Платонова на раскол и на меры, принимаемые по отношению к раскольникам, попытки излагать студентам «неформальный» вариант предмета вызвали недовольство митрополита Московского Филарета (Дроздова)[190]. В КазДА, имеющей с самого преобразования в 1842 г. особую миссионерскую задачу, общий «миссионерский» подъем 1854 г. привел к организации четырех миссионерских отделений – противораскольнического, противомусульманского, противобуддистского и черемисско-чувашского, – из которых три первых оказались жизнеспособными[191].

Но «неукорененность» в Уставе миссионерских наук не давала им твердого положения в учебных планах. В 1858 г., по представлению ректора КазДА архимандрита Иоанна (Соколова), не терпящего произвола в действиях студентов, Святейший Синод утвердил новый порядок миссионерского образования в КазДА: изучение раскола и ислама стало обязательным для всех студентов. Это привело к существенному ослаблению занятий миссионерскими науками: сказались перегрузки и отсутствие желания у большинства студентов заниматься специфическими предметами. Лишь по ходатайствам преподавателей миссионерских наук, поддержанным академическим Внутренним правлением, в 1866 г. в КазДА было восстановлено «отделенское» строение миссионерского образования[192].

Таким образом, введение миссионерских предметов в академические учебные планы усилило многопредметность, при этом добавило две новые проблемы: специфика этих предметов не всегда учитывалась при их введении в учебные планы, то есть в образование каждого студента; учебные программы этих предметов не были определены и с трудом совмещали научное исследование и практическую направленность.

Проблему представляла и исторически сложившаяся и закрепленная Уставом 1814 г. замкнутость духовно-учебной системы и, в частности, духовных академий. Духовные академии были учебными заведениями не только закрытого типа, но и сильно обособленными от других учебных заведений и от общества[193]. При изменениях, произошедших за первую половину XIX в. в русской науке и русском обществе, эта обособленность стала сковывать научную работу, сказывалась на учебном процессе. Решение вопроса о сохранении этой замкнутости или отказе от нее, хотя бы в некоторых отношениях, стало одной из академических проблем. Она имела два аспекта: научно-профессиональный (взаимообмен преподавателями или студентами с другими высшими учебными заведениями) и миссионерско-апологетический (популяризация богословского знания).