Щель расширялась. Свет ложился на металлический пол под углом, косыми слепящими пластами. Это хорошо. В трюме царил полумрак, и на какое-то время пираты утратят ориентацию... Громобой рефлекторно потянулся к поясу. Сегодня он надел не «повседневные» кобуры, а особые, предназначенные для открытого ношения и, конечно, не будничных мероприятий. За спиной находилась пара ножен с тактическими клинками, по всей же длине пояса тянулись кармашки с запасными обоймами. Каждая была снаряжена и проверена самым тщательным образом, легко покидала промасленный кармашек и не содержала явных либо скрытых дефектов.
Но стрелок не доставал оружие. Он не спешил. Еще не пора, ведь много времени на это не уйдет. Блэйз наблюдал за расширяющимся проемом и ждал. Наибольшие опасения внушал «напарник» — дальнобойщик мог запаниковать и открыть стрельбу прежде времени, хотя и был строго-настрого предупрежден, что Троуп даст сигнал. «Ни в коем случае не раньше, ясно?..»
Наконец створы разъехались настолько, что силуэты, загородившие проем, обрели четкие очертания. Свет бил из-за спин пиратов — возможно, он предназначался именно для того, чтобы ослепить противника, кто знает? — и, скользя по массивным фигурам, не оставлял без внимания ни одной детали. Корсары, демонстрируя некоторый опыт, не спешили протискиваться в трюм поодиночке. Толпились в шлюзовой камере и ждали, пока створы разъедутся настолько, насколько предполагала конструкция шлюза.
Не тут-то было.
— Достаточно, — бросил Громобой в передатчик.
Створы застопорили ход. Флибустьеры начали тревожно озираться. Их насторожил такой поворот, хотя происходящее вполне можно списать на неполадки, а не — отдавало паранойей — происки злокозненного ИскИна.
Делать нечего (не поворачивать же?!), нужно продвигаться. Четверо пиратов, потеснившись, почти одновременно протиснулись меж створов. Скафандры на них были, опять же, космической пехоты, сохранившиеся, однако, куда лучше, чем старье Макбрауна. Зеркальные забрала опущены. Каждый держал в руках бластер различных производителей, специализировавшихся как на серьезном штурмовом оружии, так и на дамских хлопушках. Оставалось надеяться, что все это многообразие не наделает в переборках столько дыр, что с ними не совладают и системы корпусной герметизации.
Впрочем, Блэйз не собирался давать им такую возможность. Выглянув из-за контейнера, он оценил позиции противника — застыв на месте, корсары оглядывали трюм, — после чего выпрямился во весь рост. Его не заметили, черная облегающая спецовка сливалась со стенами. Даже лицо Троуп покрыл «тигриным узором» черной краски, на пример флотского спецназа.
Пистолеты прыгнули в ладони. Стрелок не нуждался ни в лазерных прицелах, ни в очках инфракрасного спектра. Стреляя, он уже не глядел на ту цель, в которую спускал курок. Зачем?.. С ней все ясно. Он был бы величайшим ганфайтером, даже если... был бы слепым. Стреляя, он чувствовал дыхание цели, слушал шаги, биение сердца. Доверяться зрению — последнее дело.
Грабители рухнули замертво, даже не сообразив, что случилось. По два тела зараз, с промежутком в одно краткое мгновение. Забрала их не защитили, в выпуклых зеркалах появились отверстия, образованию которых сопутствовал громкий стеклянный треск. Сами выстрелы, скрадываемые глушителями, были почти неслышны: тихие сухие хлопки. Изнутри на забрала брызнула кровь.
Флибустьеры, оставшиеся в шлюзовой камере, засуетились. Конечно, они слышали падение как трупов, так и бластеров на стальной пол трюма. Они поняли, что «первая партия» сложила головы (как именно — другой вопрос, ведь не было ни криков, ни сверкающих лазеров). Во всяком случае, осознание этого доходило до тех, кто стоял ближе к проему, тогда как задние ряды, недоумевая по поводу паузы, напирали на передние.
Характерная реакция неподготовленной, непрофессиональной толпы, которой противостоял хитрый и опытный противник. Наконец те, кто находился в тылу, начали выталкивать упирающихся коллег в трюм танкера, после чего пираты повалили один за другим. Громобой уподобился машине.
Машине, сеющей смерть.
Он стрелял с обеих рук, одновременно давя на спусковые крючки. И не знал промаха. Пули били в забрала, некий геометрический центр, безошибочно выверенный глазомером, где ущерб будет не просто обширен, а окончателен. Но Блэйз убивал не пулями, не пистолетами. Он убивал сердцем. Отчетливо сознавая, что Федерация и не подумает платить за этих бедолаг. Однако разве правосудие можно измерить только деньгами?
Они заявились без спроса, чтобы вершить разбой на потребу своим черным душонкам. А значит, заслуживали того, чтобы жестоко за это поплатиться.