Высшая магия

Мысль ударяет в каждую маленькую клеточку мозга, чтобы соединиться со своим спутником – эфирной энергией – и произвести известное действие на организм или отправиться в далекий путь. Таким образом, мозг становится приемником ударений, и чем более сильна или глубока будет воля, пославшая мысль, тем прочнее она воспримется находящимся в гармони другим мозгом, – которому в свою очередь, твердая сила воли необходима для того, чтобы оказать известное противодействие укоренению полученной мысли, если таковая дурна и реализация ее может принести только вред.

Эжен Ледо говорит: «Творение – вот книга, в которой Бог записал свои мысли. Эта книга, если бы человек умел ее читать, могла бы дать ему чудную науку». Следовательно, наши слова есть не что иное, как механическое выражение мысли, дающее нам возможность упрощенно делиться друг с другом таковою.

Возьмем в пример глухонемых, которые отлично понимают друг друга, даже без употребления знаков азбуки. А ребенок, который еще не говорит, но уже мысли его работают и он понимает окружающее? Когда такой ребенок начинает капризничать и волноваться, то в это время силой мысли его могут успокоить мать или отец, и я лично испытал это над своим восьмимесячным ребенком, которому силою воли посылал свои мысленные успокоения, и через некоторое время он успокаивался, чего случаю приписать было нельзя.

Никто не может отрицать, что не говорящий ребенок отлично понимает свою мать и даже нередко читает ее мысли. Неоднократно приходилось замечать, что когда у матери грустные мысли, то и ребенок невольно притихает, а если мать задумывает куда-либо уйти от него, то он начинает беспокоиться и энергично протестовать. Это явление могут подтвердить многие матери.

Всякий честный, искренний, верующий в Бога человек какой даст ответ, если мы спросим его о том, какова должна быть наша молитва к Богу?

Наверное, он согласится с тем, что молитва истекая от чистого сердца, спокойно сосредоточенная в тишине, должна направляться к Престолу Всевышнего силою воли нашей мысли, и тогда только она будет действенна, даст успех, вселить в душу мир тихого покоя.

Если же язык будет произносить слова, а мысли будут рассеяны и не сосредоточены силой воли, то такая молитва едва ли будет иметь свой глубокий смысл или цель, едва ли она будет, как говорят, услышана Богом».

Евангелие подтверждает это словами: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А, молясь, не говори лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны».

Приводя этот текст, мы отнюдь не хотим отрицать насущной необходимости храмов, как могут некоторые подумать, ибо храмы имеют громадное значение для общей, соединительной молитвы христианского общества, на что и указывают слова Иисуса Христа: «Где есть собраны два или три во имя Мое, там Я есть посреди них». Но, понятно, что и в храме молитва должна быть сосредоточенная, всеми мыслями устремленная к Богу.

Итак, все – мысль, везде – мысль, мысль и мысль… Управляемая сильной волей человека, стремящегося к добру, истине и правде она несет в мир – счастье и успех, совершенствует человека и приближает его к всемогуществу.

Управляемая человеком злым, с грубыми, животными инстинктами она порождает – горе, ненависть, страдание и отдаляет человечество от Бога, от совершенствования для лучшей, счастливой, более возвышенной жизни.

Ментализму предстоит громадная роль в дальнейшем прогрессе человеческого рода к более равномерному и справедливому распределению счастья на земле, при условии, что в основу его будет положена любовь, желание добра друг другу.

* * *

Считается нелишним, воздерживаясь от каких бы то ни было собственных комментариев, привести несколько слов из известного сочинения Фламмариона «Урания». Вот что приблизительно говорит он материалистам, скептически относящимся к духовному и «таинственному» миру:

«И в наше время еще очень и очень многие «ученые» говорят, что заниматься исследованием, якобы, сверхъестественных явлений, не имеющих для «здравомыслящих» людей ни малейшего основания, – смешно, бессмысленно и даже противно вообще науке. Но, что же, в самом деле, можно называть «наукой»? что ненаучного заключается во вселенной? Можно ли провести известные границы для какой-то положительной науки?

Неужели скелет птицы имеет более оснований для науки, чем нежная мелодия ее пения?

Неужели скелет красавицы-женщины имеет право на научное к нему внимание, а ее живой образ нет?

Неужели анализ душевных эмоций не научен?

Неужели доискиваться того, может ли душа видеть, проникать вдаль, – ненаучно?

Вообще, что за непонятное тщеславие и самомнение думать, будто последнее слово науки сказано, и что мы уже знаем все то, что было возможно знать, что наших, известных пока нам, пяти чувств вполне достаточно для уразумения природы и познания всех тайн вселенной?