Высшая мера

— Чем прикажете потчевать, гости дорогие, — пришепетывая залепетала Леля, — для начала закуски,

икорки, балычка, лососинки, из горячего — зубрик…

— Из восточной кухни — шашлык карский, крымский, гусарский, натуральный, чохохбили, осетрина на

вертеле… — рокочущим басом вторил Карачаев.

— Кофе по-турецки, — категорически сказал Гукасов и снял шляпу. — А вы — господа?

— Разумеется, чтобы не засиживаться.

— Воля гостя — закон, — с трудом и скорбью выговорил Карачаев. Гукасов сел на тахту и снял перчатки.

Мамонов вопросительно посмотрел на Лелю и она исчезла, гремя бусами и шурша желтыми, в изумрудных

разводах, шальварами.

— Я нарочно настаивал на встрече в нейтральном месте, — веско сказал Мамонов, — в нашем деле

нужна конспирация. Приходится кой-чему учиться у левых. Не правда ли, Язон Богданович?

— Минуточку, — вдруг залепетала из-за драпировок Леля. — Минуточку, какие ликеры — Шартрез, вер-

ла-Тарагонь, Гранд-Марнье, Мандаринет?

— Безразлично, не пью. Мадам или мадемуазель?

Бусы загремели и затихли.

— На чем мы остановились, генерал? — спросил Гукасов.

— Прежде всего разрешите вам представить…

Печерский подошел. До сих пор он стоял в стороне, внимательно рассматривая оружие и ковры.

— Если не ошибаюсь, это и есть…

Мамонов кивнул головой и откашлялся.

— Садитесь, Михаил Николаевич. Буду краток, — заговорил он негромко и быстро. — Для того, чтобы

победить врага, надо его изучить, говорим мы, стратеги. Мы учимся, понемногу учимся, мы учимся хотя бы у

наших врагов. Точный анализ положения по ту сторону красного рубежа убедил нас в том, что общее

недовольство населения, плюс осложнения во внешней и внутренней политике, плюс хозяйственные

затруднения подготовили почву для возобновления активной борьбы на территории бывшей империи. В самом

деле, анализируя настроения классов, в первую очередь интеллигенции, затем крестьянства, мы должны

всемерно использовать интеллигенцию (Слушайте, Михаил Николаевич), буду краток. Невыносимый гнет плюс

узкая нетерпимость большевиков сорвали намечавшийся было Бургфрид — гражданский мир между властью и

интеллигенцией. И вам вот куда в первую очередь, Михаил Николаевич, надлежит обратить взор, отнюдь не

отпугивая высокомерием и белой непримиримостью и прямолинейностью. Буду краток, — продолжал он,

оглянувшись на Гукасова. — Крестьянство! Здесь, надо сказать прямо, туман рассеялся, гипноз не действует,

крестьянство буквально тяготится данной ему землей. Я имел случай убедиться в чувствах моих крестьян,

крестьян моей подмосковной. Эти наивные письма, приглашающие меня вернуться, трогают до слез. Симпатии

населения теперь безусловно на нашей стороне. Буду краток. Пока я отделываюсь общими фразами, но

существуют правила конспирации обязательные для всех. Мы учимся, понемногу учимся, но не будет

нескромностью если я скажу, что у нас есть кадры по ту сторону красного рубежа, есть мужественные люди на

которых можно опереться. В частности, например, человек, которого я назову “Серый”. Мужественный,

самоотверженный, полный сил и веры в победу единомышленник, наконец, у нас есть сильный союзник. Назову

его… “Станислав”…

— Простите, — вдруг перебил Гукасов, — вы поймете, множество дел. Сегодня я обедаю в Сен Жермен у

господина министра, вечером клуб, общественные дела… Никакой личной жизни…

— Мы полагаем, что настало время для активного, боевого выступления, — упавшим голосом сказал

Мамонов.

— Его императорское высочество лестно отозвался о вас, генерал…

Мамонов оживился и положил руку на плечо Печерского.

— Михаил Николаевич, человек, о котором я вам уже докладывал…

— Что касается вас, молодой человек, — торопливо перебил Гукасов, — дай вам бог. Дело опасное, но

благородное. Кто не рискует — не выигрывает, как говорят французы. Надо действовать, надо показать, как

выражаетесь вы, генерал, что мы живы, что жив русский дух… — Он посмотрел на часы: — Мои

соотечественники упрекают меня в том, что я, сохранивший благодаря своим способностям свой капитал,

отказываю в помощи разным благотворительным организациям…

— Язон Богданович!.. — воскликнул Мамонов.

— Подождите, я — человек деловой. Беженцев много, я один. Я думаю, что каждый доллар, который я

даю вам, генерал, вашей группе принесет пользу не отдельному человеку или, скажем, семейству, а всей нашей

дорогой родине. Я прежде всего русский человек. С моими средствами я сам, мои дети и мои внуки могли бы

спокойно жить… Но я исполняю свой гражданский долг, а вы исполняйте свой воинский… И мы будем

молиться за вас, молодой человек…

Гукасов надел левую перчатку и встал.

— Я представил вам Михаила Николаевича именно для того, — с некоторым смущением заговорил

Мамонов, — чтобы вы убедились… Подготовительный период кончился и мы приступаем…

В эту минуту загремели кольцами и как в театре распахнулись драпировки, появились князь Карачаев,