Высшая мера

Ковригин кивнул, несмело надевая браслеты на исписанные татуировками тонкие запястья вора, ничего уже не понимая. Тот сам просился в штрафной изолятор, в нечеловеческие условия, в мороз! И ладно бы еще на неделю, но два месяца! Такого строгого наказания в Темлаге еще не было.

– Сдохнешь ведь там, Седой…– проговорил он тихо, подталкивая его в спину, руки он, каки положено, сцепил ему позади.

– Это мы еще посмотрим, комиссар,– подмигнул вор на ходу Моте, безучастно наблюдавшему со стороны за разворачивающейся сценой,– это мы еще посмотрим…

ГЛАВА 27

После возвращения в барак на меня уже смотрели, если не как живого мертвеца, то как, безусловно, на личность легендарную, что тот Колобок. И от дедушки он ушел, и от бабушки, и от Кислова, и даже от Седого.

Качинский на мое возвращение никак не отреагировал. Молча кивнул на остывшую баланду, сохраненную им для меня, и отвернулся к стене, покрытой ледяными узорами инея. После всего пережитого жрать хотелось неимоверно. Желудок сводило, и он даже был безумно рад жидкой луковой похлебке, которой нас опять потчевали на ужин. Я вспомнил только что испеченную ароматно-дымящуюся картошку, которую наворачивали воры за обе щеки на складе полном продуктов, и тоскливо вздохнул. Нам оставалось только мечтать о таком изобилии, которое было доступно Седому и его дружкам.

Мои мысли вернулись с Седого плавно перескочили на Головко и его предложение. Точнее приказ, иначе это назвать не выходило. Капитан государственной безопасности не оставил мне выбора! И каковы стервецы. Все рассчитали, продумали…В тюрьму меня засунули, приговор соорудили…Вряд ли их у них был такой план с самого начала, слишком много случайностей. Кто ж знал, что Конопатов в далеком Харькове окажется связан с бандой налетчиков? Кто знал, что он непременно влюбится в Валю…Валя…А как же Валя?

Я повернулся на другой бок, чувствуя, как грудь перехватило от боли. Комок подкатил к горло, выливаясь слезинкой на поросшей густой щетиной щеке.

Валя…Валюша…Моя родная…Кто я? Зэк? Враг народа осужденный по статье? А она? Она капитан медицинской службы, красавица, умница? Какая ей пара? Что могу предложить кроме своей любви? Ну, отсижу я тут весь свой срок…Выйду? Путь один…Остаться в одном из таких рабочих поселков вольнонаемным, где не будут особо вникать в детали твоей биографии. А она? А Глеб?

Я со злости стукнул кулаком по дощатой стене, жалобно отозвавшейся глухим стуком. А она должна угробить свою жизнь здесь, поставив крест на своей карьере, на судьбе сына из-за меня? Этого я допустить не мог. Вот и выходило, что стоило послушать Головко и идти дальше, срываться в побег с Седым, а там будь, что будет. Если капитан прав и война с немцами не за горами, может еще и вернусь героем оттуда…Тогда Валя может быть со мной, незапятнанным, чистым…

– Чего шумишь?– на моем уровне неожиданно появились внимательные серые глаза Качинского. Если бы он знал, что в тот момент творилось в моей душе. По ней, словно катком асфальтовым проехали, оставив лишь выжженное поле.

– Разговор есть…– проговорил я.– Пойдем на улицу!

Лев Данилыч осмотрел спящий барак, вроде никто не подслушивает. Доносится интенсивный храп и сопение. Все, как обычно бывает в большом мужском коллективе. Пожал плечами и спрыгнул с нар. По молчаливому согласию место отца Григория никто из нас не занимал. Нижняя шконка так и оставалась пустой после его гибели.

– Пошли…

В лицо пахнуло свежим. Сильный сырой ветер мгновенно облизал горячим колким щеки, заставив поплотнее укутаться в накинутую на плечи фуфайку. Чиркнул спичкой, предложив папиросу, оставленную мне Головко, Льву Данилычу. Он ухмыльнулся, но взял, глубоко затянувшись. Закашлялся, поперхнувшись.

– Хороший табачок давно не курил…– виновато улыбнулся он.

– Я был у Седого,– не зная, как начать наш непростой разговор, начал с самого начала.

– Я знаю…Люди болтают, что Кислов хотел тебя на правило выставить, но ты каким-то чудом опять соскочил. Кислова воры пустили в расход, его подельники стали Машкой и Ленкой, заняли барак с опущенными, а ты целехонек, с настоящими папиросами…

– Кислов оказался ссученным!– я сделал вид, что не заметил неприкрытого сарказма со стороны бывшего белого офицера.

– Печально…Воровская масть такого не прощает. И взамен, что они попросили?– улыбнулся Качинский.

– Они просто узнали правду!– горячо возразил я.– Мне чудом удалось спастись! Какие-то малявы пришли из Соликамска…