Высшая мера любви: Такая Как Ты

В двадцать два мне все еще хотелось видеть у кровати по утрам розы в капельках росы. В двадцать восемь я еще что-то пыталась изменить в семейном сексе, обнаружив, что все мои поцелуи возникают по инерции соития. В тридцать лет перекраивала личную жизнь. А в тридцать два купила дочке Лизе куклу Барби – мечту моего детства. В тридцать пять я еще надеялась стать вице-президентом банка. А в тридцать семь поняла, что место главного бухгалтера – подарок небес. В сорок пять получила в подарок норковую шубу и сухими губами целовала мужа в небритую щеку. В сорок шесть впервые увидела Венецию и сделала всего 12 фотографий. В пятьдесят случайно встретила своего любовника двадцатилетней давности, посмотрела на седой лысоватый шар его когда-то семипядевой головы и неловко спрятала постаревшие ладони. В пятьдесят два в моду вновь вошли сапоги, о которых я грезила восемнадцатилетней девчонкой, только больные ноги не позволили мне щеголять в них.

В пятьдесят четыре я сказала дочери:

– С возрастом желания исчезают!

Но она не поверила.

Письма

Иногда, когда совсем нечем дышать, бросаю тебе короткие письма, как бродячей собаке кости. Знаю, что не нужно, ведь ты – домашний верный пес и хорошо служишь своей хозяйке.

А я – гордая дура.

О звездах

У меня дома, в спальне, на потолке флюоресцентные звезды и два месяца. Целый день они напитываются светом, а ночью его отдают – горят часа два. Раньше я любила смотреть на эти звезды. А потом перестала. Нет, не перестала любить. Просто перестала видеть звезды. Замечать их. И вот вчера, когда в люстре перегорела лампочка и муж полез ее менять, я вдруг увидела, что они есть, звезды… Звезды есть, понимаешь? И до них можно легко дотронуться. Достаточно просто встать на стул и поднять руку…

Жизнь

Вначале жизнь кажется нам бесконечной, и мы расточительно относимся к ней. Потом вдруг приходит неблагодарное осознание того, что жизнь коротка и бессмысленна. И лишь немногие понимают, что жизнь дана нам ровно на тот срок, на который мы способны ее взять. Мы выбираем себе родителей и любимых, врагов и друзей, попутчиков и начальников, час рождения и момент смерти. Мы ответственны за собственную жизнь, как бы страшно это ни звучало.

О счастье

Сейчас стало модно писать wishlist-ы по разным поводам (да и мой психолог рекомендует мне их составлять). Я умиляюсь, когда девушки (да и молодые люди) частенько вносят в список желаемых подарков парфюм-шарфик-книги-альбомы-диски. Они наивно полагают, что, получив все это, станут по-настоящему счастливы. Иллюзия…

Мой wishlist странен. И что-то подсказывает мне, что, кроме меня и Бога, никто не может подарить мне необходимые (действительно важные для меня) подарки.

Итак, я хочу:

1. Здоровья – физического и душевного.

2. Внутренней гармонии и радостных снов.

3. Любить, влюбляться, снова любить. Прожить каждое мгновение с любовью и трепетом чуда, которое эта любовь создает.

4. Исполнить свое предназначение…

Се ля ви. Всего четыре пункта. Кто-нибудь знает адрес бутика, в котором продается счастье?

Если мысли материальны

Если мысли материальны, мои правдивые рассказы выстроятся победоносным полком и пойдут кромсать мою жизнь.

Надо срочно написать лживо-сахарную пьесу про любовь с первого взгляда и до гробовой доски. Тогда я стану бульварной писательницей – кумиром ПТУшниц, и, быть может, толстозадый, мордатый режиссер снимет по моей пьесе мыльную оперу. Может, еще не поздно отречься от моих многочисленных чернильных детей, променять их на уютное заблуждение семейного очага? Только чертик, пожирающий мое сердце, улыбаясь, лепечет: «Поздно!»

А ты будь рядом назло моим правдивым рассказам и тому, что мысли материальны. И тогда лет через тридцать я напишу пьесу про… Да какая собственно разница, если лет через тридцать ты будешь рядом, а я все еще буду писать!

Лакмусовая бумажка

Если тебе не хватает любви и заботы, твое тело сигнализирует об этом болезнью. Ты заболеваешь, потому что еще веришь в сказки. Ты думаешь, все осознают, как ты им дорога, и начнут носиться вокруг, как пчелы. Да-да, как пчелы, но не потому, что жужжат, а потому, что медоносят. Но нет. Деда Мороза не существует. Болезнь, как лакмусовая бумажка, показывает, что заботы ни от кого не дождешься. Близкие далеки от тебя. Один дает указания, как справиться с болезнью. Вторая плачет. Третьему вообще все похуй. И только работодатель интересуется, почему тебя положили в реанимацию, а когда ты оттуда выйдешь.

И тогда ты демонстрируешь невиданные чудеса: регенерируешься, как дождевой червь, и начинаешь звонить абсолютно чужим людям, договариваться о платных палатах и консультациях у хороших специалистов, ты вытаскиешь себя из этого дерьма, как Мюнхгаузен за волосы, ибо спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Тебе плохо? Не волнуйся: будет еще хуже…