Высшая школа имени Пятницы, 13. Чувство ежа

– Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной,
И в руке твоей навеки
Неоткрытый веер мой.
Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес,
В миг, когда над Летним садом
Месяц розовый воскрес[46]

.

Очень убедительно у него получилось это, про розовый месяц, Дон даже в небо посмотрел. На всякий случай. И чуть не присвистнул: солнце уже садилось, месяц карабкался на небо – действительно, розовый от заката – и все это напоминало декорацию к какому-нибудь шекспировскому спектаклю. Только тени отца Гамлета не хватает. Или хоть чьей-нибудь тени!

Вот прямо сейчас как выйдет на набережную Ахматова! В шляпе в белый горох, как на портрете!

Почему именно Ахматова, Дон не знал. Из-за стихов, наверное. А может, потому, что все это было как-то очень уж по-ахматовски – гондола на Неве, розовый месяц и независимо молчащая Морена. Он даже не удивился, увидев на набережной, у самого парапета, женщину в черной шляпке. В горохах. И одетую по моде начала прошлого века. Тоже ролевичка небось. Или эта, реконструкторша. Да какая разница? Будет Ахматовой, и плевать, как ее там на самом деле зовут.

Надо ее нарисовать. Вот прямо сегодня – нарисовать как есть, на фоне современных вывесок и машин, и краем этот мостик с чугунными перилами. И с ахматовским профилем, как на фотографиях, плевать, что на самом деле лица не видно.

А рядом с ней пса. Черного. Который их от бани провожал, сколько там назад? Неделю, две?

Или вообще целый цикл нарисовать – «Тени моего города»…

Дон так задумался о будущих картинах, что почти прослушал, как гондольер рассказывал о канале, статуях и вроде бы даже закладке набережной. И даже не заметил, когда свернула Ахматова и как затерялась в потоке машин – а может, зашла в магазин.

Вернулся в реальность, только когда рядом пошевелились и выругались сквозь зубы. Совсем неподобающе для девчонки.

Что это с ней?

Дон хотел было обернуться и спросить, но тут заметил нечто, чего тут никак не должно было быть.

Гопников.

Ровно там, где исчезла Ахматова, на другой стороне улицы, из-за остановившегося на светофоре грузовичка показались те самые подозрительные мужики, с татуированным шкафом во главе. Как его, Гена, Гоша… Они бежали трусцой, старательно не обращая внимания ни на гондолу, ни на Дона, и вообще делали вид, что весь вечер занимаются мирным спортом. Вот только бежали они сейчас в сторону, противоположную той, куда шли всего пять минут назад.

У Дона по спине пробежали мурашки.

Какого лешего им надо?! Вернее, кого им надо – Дона или Морену?.. и… зачем?

Дон машинально обернулся к ней.

Сжатые губы, напряженные плечи, в настороженном взгляде – снежная вьюга, предвестница Валгаллы. Киллер на старте, сейчас как прыгнет, и клочки по закоулочкам… Вот только это был не Киллер, а девчонка. Бешеная, драчливая, перепуганная насмерть девчонка. И сколько бы она ни прятала страх в снежной Валгалле, Дон все равно его видел и чувствовал. И должен был ее защитить. Как угодно. От кого угодно. Хоть от дюжины гопников и сотни вурдалаков.

Но пока единственное, что он мог сделать, это обнять ее за плечи и притянуть к себе. И улыбнуться, спрятав собственный страх подальше.

Морена сначала закаменела совсем, а потом, через секунду, прерывисто вздохнула и прижалась к нему. И отвела взгляд от гопников.

Уже хорошо, а вот что дальше делать? Это только в книгах герои выходят вдвоем против десятка и побеждают. А в жизни…

Отвлек гондольер. Перехватил взгляд Дона, сверкнул улыбкой.

– В такой вечер, синьор, просто преступление думать о ком-то, кроме вашей спутницы! Все прочее не стоит внимания, поверьте…

Сейчас точно запоет. Баркаролу. Может, даже из «Сказок Гофмана».

Гондольер хмыкнул, словно подслушал Доновы мысли.

– Я бы вам даже спел, но, возможно, прекрасная синьорина сделает нам одолжение?

И кивнул на скамейку у кормы. Там, прямо напротив Дона, лежало что-то, завернутое в брезент, – Дон сразу заметил, еще когда садился. А потом как-то позабыл. Ну лежит и лежит, мало ли…

Оказалось, гитара. Дон уже приготовился увидеть старинную, с резьбой и инкрустацией, кто их, ролевых гондольеров, знает? Но ничего подобного. Обычная «Кремона» в жестком чехле, и не старинная, а просто старая.

Морена недоуменно уставилась сначала на гитару, а потом и на гондольера.

– Сейчас играть? Как-то оно…

А Дону идея неожиданно понравилась. Пусть уж Морена поет, лучше петь, чем бояться! Взяв ее за руку, заглянул в глаза:

– Сыграй мне. Пожалуйста.

Морена едва заметно вздрогнула, смущенно улыбнулась, опустила глаза и порозовела скулами. Так мило и трогательно, что Дону резко захотелось ее обнять… или на нее наорать, оттолкнуть… Вот зачем она так? Сначала – влезла в душу, наврала, а теперь краснеет и…

И рука у нее едва заметно дрожит. Теплая, сильная, с тонкими пальцами и короткими ногтями. Держать ее в своей приятно и до безобразия правильно.