Высшая школа материнства

Свои занятия я планировала сама. Составляла расписание на неделю, распределяя по дням материал, который следовало пройти. Самым злополучным предметом стала химия, приписанная к воскресеньям. Не отставать по химии мне было особенно тяжело, ведь в эти дни мы ездили зимой в горы – кататься на лыжах или на коньках, а летом устраивали пикники, играли в карты, настольные игры или в петанк. А то и просто катались по городам и весям, а по вечерам на портативном магнитофоне Uher чередовались русские и французские песни, чтобы отец не уснул за рулем. Он сам делал записи с пластинок, купленных в Женеве или в Москве: то были времена катушечных магнитофонов, даже мини-кассет еще не изобрели.

Много раз, если мы слишком долго задерживались в каком-то месте, а до следующего пункта назначения оставалось километров двести, древние безмолвные Альпы и ночное усыпанное звездами небо над ними становились свидетелями необычного зрелища: машина бесшумно и легко скользит по безупречному швейцарскому шоссе, а из приоткрытого водительского окна громко разносятся русские военные или цыганские песни. Когда даже музыка не помогала, отец, чтобы не заснуть, декламировал стихи – главным образом своего любимого Константина Симонова. До сих пор помню многие из них. Особенно он любил вот это:

Если бог нас своим могуществом
После смерти отправит в рай,
Что мне делать с земным имуществом,
Если скажет он: выбирай?

Мне не надо в раю тоскующей,

Чтоб покорно за мною шла.
Я бы взял с собой в рай такую же,
Что на грешной земле жила, —

Злую, ветреную, колючую,

Хоть ненадолго, да мою!
Ту, что нас на земле помучила
И не даст нам скучать в раю.
В рай, наверно, таких отчаянных
Мало кто приведёт с собой,
Будут праведники нечаянно
Там подглядывать за тобой.

Взял бы в рай с собой расстояния,

Чтобы мучиться от разлук,
Чтобы помнить при расставании
Боль сведённых на шее рук.

Взял бы в рай с собой все опасности,

Чтоб вернее меня ждала,
Чтобы глаз своих синей ясности
Дома трусу не отдала.

Взял бы в рай с собой друга верного,

Чтобы было с кем пировать,
И врага, чтоб в минуту скверную
По-земному с ним враждовать.

Ни любви, ни тоски, ни жалости,

Даже курского соловья,
Никакой, самой малой малости
На земле бы не бросил я.

Даже смерть, если б было мыслимо,

Я б на землю не отпустил,
Всё, что к нам на земле причислено,
В рай с собою бы захватил.

И за эти земные корысти,

Удивлённо меня кляня,
Я уверен, что бог бы вскорости
Вновь на землю столкнул меня.

Глава третья

Мы исколесили всю Швейцарию и объехали почти всю Европу на нашем верном «Опеле Рекорде» цвета «серебристый металлик»: отец за рулем, мама с верным мишленовским путеводителем в зеленой обложке и с картой в руках. Попасть из города в город казалось тогда таким простым делом, что когда я много лет спустя и уже с GPS-навигатором как-то раз больше 20 минут безуспешно пыталась выехать из Миланского аэропорта, я в который раз ловила себя на мысли: а как же раньше ездили, ориентируясь лишь по картам и дорожным указателям? Хотя и тогда случались курьезы. Например, в Генуе во время первой поездки в Италию.

Мы возвращались в Женеву из Пизы. Дорожные указатели гласили: «Genova» – так по-итальянски пишется название города Генуя. Отец, не владевший этим языком, решил, что там написано «Женева», и, счастливые и ничего не подозревающие, мы проехали не один километр, радуясь, что до дома ближе, чем нам казалось все это время. Когда мы поняли свою ошибку, то разумно решили изменить маршрут и посмотреть город, что стало одним из самых ярких воспоминаний поездки.