Высшая ценность

Старый, покинутый людьми еще до моего рождения дом выглядел более чем уныло. Растрескавшаяся штукатурка, зияющая пустота окон, заваленный мусором порог. Типичное заброшенное здание, каких в старом городе двенадцать на каждый десяток. Никаких следов человека. Каких-либо признаков присутствия нечисти тоже не было видно. Впрочем, это еще ничего не значило…

Холодный, давящий, неживой взгляд упрямо терзал мою спину. Я почувствовал его еще возле самого периметра и с тех пор, вот уже почти три часа, не мог от него избавиться.

Дважды, скользнув в пустынные покинутые дворы, я путал следы и прятался в засаде, пытаясь подловить таинственного наблюдателя. Тщетно. Никто так и не появился. Никто не преследовал меня. Вслушиваясь в беззвучный шепот покинутых улиц, всматриваясь в безмолвно таящиеся в подворотнях тени, я готов был поклясться, что вокруг, по крайней мере в радиусе сотни метров, нет ни одного живого существа… или, если на то пошло, неживого.

Никого. Пусто и тихо. Вот только между лопаток у меня зудело по-прежнему. Я прямо-таки чувствовал, что на меня кто-то смотрит. Хоть убейте, я чувствовал это!

Смешно терпеливо сидеть в засаде, укрывшись среди сваленных в кучу ржавых автомобилей, и, прижавшись спиной к холодной непроницаемой каменной стене, чувствовать взгляд, тупой бритвой царапающий по нервам.

Может быть, это всего лишь моя блажь? Не знаю… Но что-то мне во всем этом не нравилось. Что-то здесь было не так…

Что-то переменилось в привычном мире заброшенных городских улиц. И переменилось не в лучшую сторону… Впрочем, что в нашем мире менялось в лучшую сторону за последние три десятилетия?

Толкнув поприветствовавшую меня противным скрипом дверь, я медленно скользнул внутрь.

Внутри дома царила мертвая тишина. В полумраке обшарпанного подъезда в узком луче света, льющегося сквозь щель в некогда заколоченном фанерой окне, лениво танцевали пылинки. Лестницу преграждали какие-то обломки. Ровный слой пыли на полу был девственно чист.

Никаких следов. Никаких. Похоже, зря я сюда приперся. В этом доме, пожалуй, со времен Дня Гнева не было ни души. Можно было спокойно возвращаться домой.

Но на третий этаж я все-таки поднялся. И вторую дверь справа нашел.

Там тоже не было никаких следов. Пустой коридор, грязные стены, нетронутый слой пыли на полу.

Вот только из-за двери, едва ощутимый среди зловония окутывающего весь старый город облака тьмы, доносился отчетливый запашок зла.

Несколько раз глубоко вздохнув, я рывком выдернул из-за спины меч (хорошо еще, что на этот раз он не застрял) и, от души пнув старую покосившуюся дверь, влетел внутрь, готовясь немедленно нанести удар…

Ни души.

Никого.

Пусто.

Обычная прихожая. Старый, возможно даже антикварный, шкаф с приоткрытыми дверцами в дальнем углу, внутри висит какая-то одежда. Ковер под ногами. Зеркало, отражающее застывшую посреди комнаты человеческую фигуру с мечом наперевес. Аккуратно выставленная в ряд обувь, преимущественно женская. Дурацкие тапочки в виде пушистых кроликов. Толстый, толстый слой пыли, покрывающий все это… И никаких следов человека.

Здесь и в самом деле со Дня Гнева никто не был. Наверное, хозяйка (я почти видел ее — средних лет женщина, одинокая, усталая, безропотно волочащая свою лямку) вместе с большей частью человечества канула в никуда. А квартира осталась. Пустая. Забытая. Никому не нужная.

А может быть, эта женщина, испугавшись в одночасье воцарившегося вокруг безумия, просто убежала, чтобы больше никогда не вернуться в свой дом. Может быть, она до сих пор жива. Сидит себе на лавочке где-нибудь в городе и, подставив морщинистое лицо солнечным лучам, вспоминает добрые старые дни…

Почерневший чайник на давным-давно погасшей плите. Сахарница и маленькая чашечка на столе. Серебряная чайная ложечка. Какая-то растрепанная, пожелтевшая от времени книжица… Нет, все-таки она мертва. Бывшая хозяйка этой некогда чистенькой и уютной квартиры исчезла бесследно, так и не успев попить напоследок чаю. Я чувствую это… Чувствую… Почти вижу, как это произошло…

Она сидит на потрепанном пуфике, подпирая щеку ладонью. Глаза опущены в книгу, на яркой обложке которой обнаженный по пояс мускулистый мужчина обнимает прикрывшую от неожиданной страсти глаза женщину. Губы хозяйки беззвучно шепчут слова, повторяя их за главной героиней дешевого дамского романа. На плите свистит чайник. И она отрывается от книги, поднимает голову, чтобы… чтобы…

Я резко мотнул головой, утихомиривая разгулявшиеся видения.

Какое мне дело до женщины, умершей еще до моего рождения? Какая мне разница, исчезла она в День Гнева или умерла чуть позже, утонув в хаосе первых недель начала новой эпохи? И даже если она все еще жива, почему это меня должно волновать?

Перешагнув через опрокинувшийся набок стул, я подхватил лежащую на чайном столике ложечку, смахнул густую бахрому покрывавшей ее пыли и сунул трофей в карман. Серебро в наши дни — самый ценный металл, гораздо дороже никому не нужного золота. Серебро — это пули и мечи. Серебро — это оружие. Серебро — наш щит против нечисти, ежедневно пробующей периметр на зубок.