Высщей категории трудности

— Сейчас я могу высказать только рабочую версию. Спирт, девушки… Могли быть и еще какие — то, пока нам не известные причины, вызвавшие ссору… Во время драки наверняка были пущены в ход ножи, члены группы покинули палатку. Одни дрались, другие успокаивали, третьи разнимали… Времени понадобилось много, если драку вообще удалось прекратить… Вероятно, члены группы отошли от палатки далеко, возможно, была еще и метель. Короче говоря, назад, к палатке, они дорогу не нашли. Это очевидно.

Все сидели подавленные. Картина, нарисованная прокурором, не оставляла никаких надежд. А опровергнуть его версии было нечем, да и некому. Разве только Воронов… В конце концов, именно к нему и обратились взоры членов штаба.

— Ну, так что вы на это скажете, товарищ Воронов? — несколько грубовато обратился к нему Турченко. — Могло быть такое у ваших туристов?

— Нет, — резко ответил Воронов, — В это я не верю.

— Значит, вы полностью исключаете и драку и ссору?

Это уже спросил Кротов.

— Да, исключаю полностью.

— Чем же вы тогда объясняете находку палатки с вещами и продуктами?

— Надо все осмотреть на месте. Я думаю, что Васюков ошибся. В палатке он, вероятно, обнаружил вещи, в которых туристы спят.

— А продукты?

— Неприкосновенный запас.

— Ну и что дальше?

Теперь вопросы сыпались со всех сторон. Молчал лишь Виннер. Он сидел у окна и страдальчески морщился.

— Очевидно, все — таки с ними произошло несчастье. Возможно, при подъеме на Рауп. Они оставили у подножия палатку и налегке поднялись на Рауп.

— Но палатка порвана…

— Ветер. Прошло десять дней.

— А что вы думаете, председатель спортклуба? — повернулся к Виннеру Турченко.

Виннер встал. Он потер руки, поморщился, ему очень не хотелось высказываться…

— Я не знаю… Оставить палатку с вещами так далеко от вершины… Не знаю. Таких случаев не было. А Сосновский — турист грамотный… Палатка почти в пятнадцати километрах от Раупа. Это четыре часа на лыжах. Им же еще надо было подниматься на вершину… Не знаю, не знаю.

— Значит, вы присоединяетесь к мнению прокурора? — настойчиво спросил Турченко.

— Нет, нет, — даже замахал руками Виннер, — Никакой драки у них быть не могло. Это невероятно! Такого у нас еще не было!

— Все когда — то случается впервые, — философски заметил прокурор.

14

«31 января.

Поземка шуршит по насту, позванивают обледеневшие веточки на березах — беспрерывный печальный звон. Почти «Зимние грезы» Чайковского в далеком глухом урмане исполняет сама природа.

Я стою под березой и слушаю. У моих ног на пеньке стоит усталый Глеб. Быстро темнеет, под куртку начинает пробираться холод.

— Хрустальный звон. Ты слышишь, Глеб?

— Да, слышу, Неля. Так бывает в лесу в марте. Наверное, была оттепель.

Оттепель? Ой, Глеб, какой ты сухарь…

— А ты помнишь, Глеб, наш первый зимний поход? Я тогда еще уши обморозила, и ты мне их растирал варежкой. И ругался: «Оттирать снегом обмороженные уши — то же самое, что на обожженное место лить кипяток»,

— Да, тогда был сильный мороз. Куржак.

Мороз — куржак? Да, я знаю, что это такое. Накануне дня два падал снег, мела пурга. А потом вдруг все стихло, выглянуло солнце, и вот тогда — то и пришел этот куржак, На людях, деревьях, даже на лыжах выпал толстый иней. Мы шли по сказочному лесу. Под окутанным дымкой солнием деревья стояли в плюшевых наростах инея. Мороз — куржак.

— И ты меня тогда следопытской грамоте учил. Водил по кустарникам и показывал следы. Ты сказал, что зайчихи никогда не возвращаются к своим зайчатам, а кормят первых попавшихся. Странно, правда? И еще ты мне тогда подарил чечетку. Она залетела в палатку, а ты ее поймал. «Чив — чив — чив» — помнишь?

— А ты ее выпустила.

Я стою под березой и со мной Глеб. Надо мной тончайший печальный звон. Мне холодно, и я протягиваю руку Глебу…

— С тех пор, как я увидел тебя, ты все время со мной. Ребята спрашивают: что ты улыбаешься? А я знаю, когда тебе хорошо… Тебе холодно?

— Мне тепло, Глеб.

Налетел ветер. С сосновых вершин глухо падают на землю снежные шапки. Издалека, словно с другого материка, доносится Люськин вопль: «Глеб! Неля — я! Ужи — ин!»

— Надо идти?

Глеб прислушивается.

— Да, надо. Будут искать. Я заросший? У меня есть бритва. Я побреюсь?

— Ты смешной. С бородой же теплее.

Глеб усмехается и проводит ладонью по своему лицу.

— Да, теплее.

Мы возвращаемся к костру. Люська встречает насмешливым вопросом:

— Вы, конечно, случайно пришли вместе?

Я не обращаю внимания на Люсино ехидство. Я знаю, что она добрая.

После ужина забираюсь в палатку. В ней уже разобраны вещи, расстелены одеяла. Посреди палатки на чурбаках гудит печка. Я укладываюсь, закрываю глаза и чувствую, как меня начинает укачивать дорога. Бесконечно длинная, трудная дорога.