— Спортивных, — сердито уточнил мужчина, — Деятели. Вы — черные пояса?
Кто-то присвистнул, уважительно поглядели все.
— Кто такой Алексей Филатович все помнят? — человек прошелся вдоль строя, похлопывая журналом но ноге, — Салом не заросли за лето? Хоть кто-нибудь занимался? Я вас, дамы, имею в виду. В этом году на поблажки не надейтесь. Не надо мне глазки строить, не надо, жене пожалуюсь.
Девчонки жалобно зароптали, но физрук махнул на них рукой, чтоб прекращали.
— Вы двое, у вас своя программа.
Демоны переглянулись и увидели входящего в зал Вардиса.
— Дьявол, как? — Сантилли непроизвольно сдал назад.
— Сенсей? — уважительно спросил кто-то.
— Учитель.
Лучше бы сенсей, тот милосерднее.
Через два часа демонов можно было выжимать. Темный ушел довольный. Молодцы мальчишки, не расслабляются. Одногруппники, с сочувствием поглядывающие на них все это время, прониклись состраданием и пониманием, особенно когда Вардис заставил Ласайенту отжиматься с грузом на плечах. Груз изображал ашурт, стоящий на спине друга. Почему-то люди, особенно девушки, больше жалели йёвалли. А зря, князь намного тяжелее. Как под ним крылья не ломаются? Стоп!
«Ласти, — позвал друга Санти, — Ты хоть раз видел летающего Вардиса?».
Долго до нас доходит! Что нам еще не сказали? Почему? Что не так с учителем?
Три пары пролетели, как один миг. У Марка на кафедре было интересно, но демонов больше тянуло к двигателям, хотя физика им тоже была нужна. Учиться было легко, домашними заданиями почти не грузили, поэтому можно было без помех заняться тренировками триады и репетициями.
Ласайента стала любить смотреть на ночной город. Она часто замирала перед окном и наблюдала, как там, за стеклом, плачет или смеется осень. Как она переживет эту зиму? Говорят, они здесь суровые. До сих пор им везло, и снега они видели мало. В основном дождь и слякоть — промозглая погода, от которой можно спрятаться за толстыми стенами крепости или крепкого дома.
Сантилли обнял девушку со спины и зарылся лицом в ее волосы.
— О чем задумался мой ангел? — тихо спросил он.
— Как ты думаешь, мама вспоминает обо мне? — демонесса не отвела задумчивого взгляда от ночного города.
Красиво: все покрыто разноцветными пятнами, и деревья, и земля, и тротуары, дрожащие огни фонарей отражаются в лужах на асфальте, блестят мокрые листья.
— Она никогда не забывала о своей девочке, — ашурт положил подбородок на плечо любимой и тоже стал смотреть в окно.
Может, удастся увидеть, как осень красит листья широкой мягкой кистью. Когда-то мама рассказывала ему эту сказку.
— Утешаешь? — хмыкнула девушка.
— Нет, — Санти мотнул головой, — Маярт считает, что это не она тебя прокляла. Твоя мама защищала свою дочь все эти годы.
— Я знаю, что не проклинала, — Ласайента тяжело вздохнула, — Это та, другая женщина, она всегда ругала маму, и мама часто плакала. Я слышал…ла.
— Что? — герцог изумленно повернул йёвалли к себе, — Откуда…?
— Моя память, — она усмехнулась, — стала подбрасывать мне сюрпризы. Зато теперь я помню все.
— В смысле… все? До родов? — Сантилли внимательно вгляделся в любимую, — Врагу такого не пожелаю.
— Почему? — удивилась девушка, — Там было хорошо, особенно сначала. Потом та, другая женщина стала ругаться, а я ничем не мог, — Ласти вздохнула, — не могла помочь.
— Что ты еще помнишь?
— Я не хотел… не хотела уходить из того места где была, — она нахмурилась, — Это было страшно и больно. Я так боялась, что этот узкий тоннель никогда не кончится. Я хотела обратно. Там, с той стороны меня никто не ждал, кроме мамы. Ей тоже было очень больно. Я чувствовала это. Санти, — Ласайента с горечью посмотрела на него, — мама не хотела, чтобы я жила там. Понимаешь? Но она меня не проклинала. Я даже толком не смогла ее рассмотреть, меня вертели в разные стороны, — девушка зябко обхватила себя за плечи, — Весь мир вертелся. Одни размытые пятна. И так больно было делать первый вдох….
— Когда ты начала вспоминать? — с тревогой спросил ашурт, прижимая ее к себе.
— Не так давно, — она пожала плечами, — Когда мы играли с молнией на корабле. После этого. Я сначала ничего не понял… не поняла, думала, ерунда какая-то снится. Потом начала вспоминать отрывки. Мама со мной играла, — Ласайента улыбнулась, — Я стучала ей оттуда, а она водила рукой по животу и пела мне песни или разговаривала. Это было так здорово. Она любила меня, но была очень грустной.
Сантилли бездумно глядел в окно. Боги, за что ей это наказание? Или, наоборот, считать это милостью? Хоть так узнать любовь матери, которая не захотела отрекаться от собственного ребенка?
— Папа плакал, — Ласти развернулась и уткнулась Сантилли в шею, чтоб тоже не разреветься, — Он качал меня на руках и плакал. И ты знаешь, Аши его не ругала. Просто забрала меня и стала что-то говорить. Я не помню точно что, но голос был ласковый.
— Тебя нельзя не любить, — ашурт взял лицо девушки в ладони, — Такое чудо, как ты, невозможно ненавидеть, — он нежно поцеловал ее лоб и улыбнулся, — Только любить, обожать и баловать, баловать и обожать. И любить.