Высшее общество

Наконец девушка, которая очень его любила, попросила, чтобы он позволил ей быть в заведении несколько раз в неделю. Но у нее уже не было, как это вы говорите, постоянных посетителей. Через три недели она застрелилась. И все это не потому, что она была мулатка – это их не волновало, – и не потому, что он был иностранец, – это бы ему простили. А не простили всего лишь то, что он забрал девушку из заведения, не сказав никому ни слова, ни своему другу министру, ни хозяйке заведения, ни прочим ее клиентам – настоящим аристократам, которые напрасно ждали ее еще два вечера.

Вот это была власть. Ни одного вагона, ни единого. Ну, не считая Швейцарии, конечно.

Он бросил сигару в канал и грустно покачал головой.

– Вот тогда-то еще было высшее общество. Может, глупое, но было. И имело силу. А теперь… теперь только люди и места. Все это еще глупее, но другого ничего нет, – вздохнул он.

Сибил расстроилась, что он такой грустный, и подумала, не следует ли ей утешить его любовью. Он нравился ей, и это могло пойти ему на пользу. А с другой стороны, она чувствовала, что Жоржи относился к мужчинам, которым от этого могло стать только хуже. И она не знала, как ей быть. А если он не поймет, что это знак симпатии, попытка утешить, а подумает что-то еще? И она тоже вздохнула.

На канале пыхтел паром, переполненный туристами, захваченными с вокзала. Они толпились у окон и бортов, впитывая в себя Венецию, как пустыня – влагу. Сибил знала, что большой красивый дом с освещенными окнами привлечет их внимание. Они увидят и ее с Жоржи на террасе. Она была признательна им за то, что они видят такую очаровательную сцену. Она взяла его за руку, намереваясь прижать ее к своей груди, как вдруг раздался страшный рев:

– Ага! Вот ты, старый черт!

Это появился Баббер Кэнфилд с Клоувер Прайс. А за ним высыпала еще дюжина человек. Они еще не были пьяны и держали себя в рамках, ожидая, когда начнется настоящее веселье.

Пока Баббер Кэнфилд наглядно доказывал, что только ему отпущена природой способность заключить хозяина в медвежьи объятия, Клоувер Прайс взяла Сибил под руку.

Сибил была так удивлена произошедшей с ней переменой, что смогла лишь улыбнуться. Обе они виделись в последний раз в Африке, с месяц назад. За это время Клоувер не только стала любовницей Баббера, но и хозяйкой в доме, приобрела манеры и соответствующие туалеты. Сейчас на ней было обтягивающее платье из темно-синего атласа с бантом и оборками на откровенно плоской груди. Такие платья носили жены сенаторов и директоров сталелитейных компаний. Сибил такие наряды привлекали не больше, чем проволока с электричеством вокруг склада.

На шее висело массивное алмазное колье, голову украшала невообразимая прическа, глаза закрывали очки с затемненными стеклами цвета шоколада и ванили.

Сибил перевела дух и спросила слабым голосом:

– Ну, как твой роман?

– Ерунда! – презрительно заявила Клоувер, нагибаясь и поправляя чулок с блестками. – Я нашла себе занятие поинтереснее.

– Ты изменилась, – заметила Сибил. – Какое шикарное платье!

– Баббер сказал, что я могу одеваться в Париже, но я ему ответила: «Можно завернуть вонючий сорняк в красивую обертку, а развернешь и снова увидишь вонючку». Вместо этого я упросила его поделиться со мной акциями.

– Невероятно, – искренне изумилась Сибил. – Ты и говоришь, как Баббер.

Клоувер подняла очки на лоб, ее близорукие, сильно накрашенные глаза блеснули, и она заговорила своим обычным голосом:

– Да, конечно, это несколько неожиданно. А как иначе? Как можно быть утонченной, когда с тобой Баббер? Ведь он, как… как пескодувка.

Она моргнула и нервно улыбнулась. Потом спустила очки на глаза и закончила:

– Баббер говорит, что моя единственная забота – оставаться худой и считать его деньги. Он слабо себе представляет, сколько их у него.

Она подумала и добавила:

– Ему нравятся худые, как я. Вот ведь повезло! – хохотнула она.

Почувствовав, что у нее болят щеки, Сибил поняла, что все это время она стояла с отвалившейся челюстью. Она закрыла рот и пригласила Клоувер сесть. Та немедленно уселась и заговорщически взяла ее за руку.

– Знаешь, теперь у меня есть свои деньги, а Баббер ни в чем мне не отказывает. Он говорит, что я хорошо соображаю в торговле, и он прав. Вчера вечером в Генуе я заработала ему семь миллионов долларов.

– Что?

– Да, да. Он расхаживал по номеру и распевал священные гимны, – это бывает, – а я спустилась вниз за своим журналом… – Она запнулась и покраснела. – Я все еще читаю его, хоть Баббер и считает, что это коммунистическая дрянь. В общем, там я увидела этого милого старикашку и спросила у портье, кто он, а тот ответил, что он крупный нефтедобытчик, который собирается закупать в Западной Германии бурильные установки. Ну, я сразу бросилась на него, уронила все свои газеты и журналы, разговорились, он предложил мне аперитив. В общем, риск – благородное дело, как говорится. И я поднялась к нему в номер. – Она замолчала и серьезно посмотрела на Сибил. – Ты хоть в какой-то степени представляешь, как привлекают мужчин, особенно постарше, худые женщины, а?