Высшие кадры Красной Армии. 1917–1921 гг.

В Московский комитет Российской коммунистической партии большевиков от фрак[ции] коммунистов 1-х Москов[ских] совет[ских] инструк[торских] [курсов] Красной Аармии

ДОКЛАД

о бывшей [регистрации] с 7 по 15 августа 1918 года регистрации быв[ших] офицеров в быв[шем] Алексеевском военном училище[1185]

6 августа 1-е Московские военно-инструкторские курсы были вызваны для охраны подлежащих задержанию при регистрации офицеров, причем этот вызов был настолько замаскирован от всех решительно и конспиративно обставлен, так что из всего предшествующего регистрации мы ожидали серьезных последствий, серьезного отношения к делу, серьезной организации всей регистрации офицеров и, основываясь на вышеизложенном, мы серьезно отнеслись к подготовке охраны. На деле же оказалось совершенно другое: не только не было серьезной работы со стороны регистрирующих, но было иногда прямо преступное отношение к делу. Не было никакой подготовки и организации к регистрации, работники по регистрации являлись к 12 часам и уходили в 7-м [часу], т. е. принимали строго во внимание, что они обязаны работать только 7 часов, забывая, что существует трудовой порядок среди советских работников, и не обращали внимание на то, что, по их вине, караулу и коменданту с помощниками приходилось работать за них, не спавши по несколько ночей подряд; кроме того, работа шла без определенного плана: так, многие из регистрирующих не знали, как производить регистрацию и приходили к коменданту училища за регистрационными карточками.

Было полное отсутствие плана, инструкции распределения и освобождения офицеров, освобождался тот, у кого была на плечах голова. Освобождающие не разбирались с тем, что был ли освобождаемый ими контрреволюционер или просто «безработный» офицер. Освобождали в первую очередь по каким-то протекциям или добивались освобождение офицера через женщин (граф[иня] Толстая), отчего при отношении тов. Аросева к женщинам очен[ь] легко можно было освободиться. Не было поставлено хотя сколько-нибудь порядочного питания как караула, так и арестованных офицеров. (Далее и до конца абзаца слева поставлена жирная скобка и указано: «Особо [отличился] Лефортовский район»). Совдеп Лефортово-Благушенского района, взяв на себя продовольствование караула и задержанных офицеров, не приготовил посуды, ведер для воды, кружек и т. п. и кормил караул горьким супом с воблой, приготовленного (так в тексте, правильно: «приготовленным») так, что первые два [дня] караул не мог при всем желании кушать этот суп; не было организовано врачебной помощи, не был приготовлен госпиталь для больных и, когда ночью приходилось отправлять больных в Генеральный госпиталь, то по 2 часа приходилось искать санитара, т. к. ночного дежурства при госпитале не было организовано, хотя было известно всем, что каждую минуту могут доставить больного и в то же время не было для перевозки больных никаких решительно перевозочных средств, кроме всего этого никто не установил контроля за врачами, так что врачи освобождали офицеров из училища бесконтрольно и, кого они освободили, теперь известно только одному Аллаху.

Освобождать офицеров имели право: тт. Аросев, Муралов, Щерычев, Прозоров, Веселовский и Малышев (руководство Московского окружного военного комиссариата. – С.В.), причем некоторые из вышеупомянутых товарищей [оказались] не на высоте своего положения: так, тов. Аросев оказался довольно далеко не таким трудоспособным, каким обыкновенно привыкли его считать; был гораздо предупредительнее с родственниками бывших офицеров, чем с часовыми; на объяснение с этими дамами находил время часами и в то же время не имел времени и желания предъявить свой мандат часовому (курсанту) у входа, из-за чего часовой, основываясь на уставе и приказе не пропускать никого без пропуска, не пускал тов. Аросева, на что тов. Аросев вместо предъявления своего мандата горячился и грозил часовому арестом. Тов. Аросев слепо доверял своему секретарю – графине Толстой, которая, переговариваясь на иностранных языках с бывшими офицерами, после через т. Аросева освобождала по личной просьбе без всяких документов, несмотря на их контрреволюционность – так, например, она пыталась освободить состоящего в списках Всероссийской чрезвычайной комиссии и уже арестованного князя Ширинского-Шихматова и других состоящих на учете ВЧК.

Надо обратить внимание на то, сколько освобождал офицеров т. Муралов (Московский окрвоенком. – С.В.). Освобождено за его подписью было несколько сот [человек], в том числе освобождены были лица, коих искала ВЧК, что указывает на то, что тов. Муралов окружен контрреволюционерами, кроме того, пропусками в училище за подписью т. Муралова были [снабжены] положительно все в училище; видимо, кому было не лень, тот шел в окружной комиссариат и получал за подписью Муралова пропуск на свидание с офицерами или за справками в училище, и получалось такое положение, что публику от парадных дверей до ворот приходилось разгонять выстрелами в воздух; кроме того, не безынтересно указать, что секретарь Муралова Егоров явился в 3 часа ночи в пьяном виде к училищу и стал придираться и оскорблять часового, за что был арестован и привлечен к уборке помещений и уборных. Кроме того, т. Мураловым было разрешено появление при училище какой-то контрреволюционной (Политического «Красного Креста») организации, по нашему мнению, подпольной, и были выданы этому кресту тов. Мураловым пропуска в училище для выдачи офицерам передач и этим же «крестом» был организован сбор по всему городу на улучшение пищи господам бывшим офицерам в то время, как передавали сотрудники ВЧК, попутно пускались провокационные слухи о том, что караул (курсанты) сотнями расстреливает офицеров в училище, за что была арестована, по просьбе членов ВЧК, одна сестра этого «креста» и члены «Пол[итического] кр[асного] кр[еста]», пользуясь тем, что имели пропуска от т. Муралова, передавали письма как из училища, так и в училище арестованным.

Вмешивался в порядок освобождения также и тов. Бурдуков, хотя это его не касалось совершенно. Он же давал пропуска на свидания с офицерами, хотя это должен был делать лишь комендант училища. В результате все[й] [этой] неорганизованности все лезли к коменданту здания и его помощникам. У стола коменданта всегда была масса людей, приходивших решительно за всем и уходивших ни с чем, испортив лишь себе и другим нервы. В конце регистрации получилось еще более нелепое положение: когда освободили всех решительно офицеров, оставив из 10-ти тысяч лишь 17 человек. И за всю неорганизованность должны были отвечать, как это и было всегда, не те, кто устраивал эту регистрацию, не организовав ничего, а низы, а в данном случае – курсанты, на которых льется сейчас всевозможная ни на чем не основанная клевета, даже среди бывших офицеров, служащих в советских учреждениях, и лишь за то, что курсанты, зная службу, поступали по всем правилам устава в несении караульной службы при арестованных. Основываясь на вышеизложенном, общее собрание партийной ячейки РКП при 1-х Московских военно-инструкторских курсах Красной Армии полагает, что Московский комитет РКП примет меры к расследованию беспорядков, царивших при регистрации офицеров и происходящих по вине товарищей, поставленных во главе этого дела, и по расследовании привлечению виновных к законной ответственности. При рассмотрении данного дела просим пригласить членов комитета партийной ячейки при курсах для более детального доклада.

Председатель Шерин

Секретарь Романов

Резолюция: «Копию Аросеву и Муралову с предлож[ением] представить объяснения».

ЦАОПИМ. Ф. 3. Оп. 1. Д. 86. Л. 10 с об. – 11.

Подлинник – машинописный текст с автографами.