Высшие кадры Красной Армии. 1917–1921 гг.

25 марта Зеегерс никого из пришедших не пускал в комнату: у него ночевал «один господин, которого супруга видит в первый раз», притом что Лео Шманда в номере не было. Когда на прием к членам «Красного Креста» явились три дамы, одна из которых отрекомендовалась женой русского офицера Ритер Шпорн (?!), ночной гость Зеегерса вышел к ним и от имени Зеегерса заявил, что последний не может их принять «в виду отсутствия свободного времени»[333]. В 10 часов 30 минут Зеегерс и его таинственный посетитель сели на машину, встречавшую германскую делегацию 31 марта, однако шофера Митрофанова, работавшего на нашу контрразведку, заменили. Агент военного контроля, в распоряжении которого был только извозчик, упустил машину[334].

И главное было установлено к 27 марта: «фон Зеегерс и Шманд в действительности являются членами разведчиками особой, ожидаемой в России «контрольной» германской комиссии, задачей коей официально будет урегулирование военно-экономических и политических отношений между Россией и Германией, в пределах заключенного мирного договора, за исполнением условий коего эта комиссия будет следить; фактически же эта комиссия будет чисто военным учреждением, представляя собою верховное командование расположенными в Петрограде и его окрестностях германскими силами, которые будут в надлежащий момент приведены в боевую готовность под предлогом неисполнения какого-нибудь пункта условий мирного договора, что даст основание к «мирной» оккупации как Петрограда, так и Москвы. Прибытие германских войск надо ожидать со стороны Нарвы и, видимо, намечается 45-я дивизия»[335]. Кроме того, «1. Несмотря на официально объявленный предстоящий обмен военнопленными, такому обмену подлежат лишь лица, достигшие 45-летнего возраста, и инвалиды, остальные же оставляются в России под тем предлогом, что они распропагандированы общением с русскими солдатами [и] могут оказаться весьма вредными для дела войны Германии с западноевропейскими государствами и Америкой…3. Весьма значительное количество военнопленных враждовавших с Россией держав, точное число коих не поддается никакому учету, в виду тщательно скрываемой, при содействии миссий некоторых нейтральных держав, мест пребывания как отдельных военнопленных, так и целых отрядов их, в настоящее время вполне подготовлено к предстоящей им задаче – оккупации Петрограда, разделенного на отдельные районы, причем каждому офицеру и солдату точно известно как место, кое ему надлежит занять, так и ту деятельность, к коей он будет призван в соответствующее время». В заключение оптимистично заявлялось о возможности агентурного «окормления» ожидаемой делегацией Мирбаха – «мне, кажется, представится возможность устроить своего человека в германском посольстве»[336]. Филеры выявили помимо визитов в Шведское и Датское посольства контакты делегатов[337].

Начальник отделения военного контроля Сурнин докладывал в военный комиссариат Петроградской трудовой коммуны в апреле 1918 года: «При осмотре агентом отделения, заведшим знакомство среди военнопленных германцев, помещения, занятого военнопленными в доме № 23 по Максимилиановскому переулку, никакого склада оружия не найдено; по словам денщика, прибывшего после 19… апреля в Петроград после поездки в Берлин, ротмистра фон Зеегерса, оружие может храниться только в Шведском посольстве. Тот же денщик – Иоганн Дитер – на вопрос о том, когда немцы будут в Петрограде, ответил, что Петроград будет взят через две недели. С Балтийского вокзала 18 апреля были взяты в наблюдение мужчина и женщина, показавшиеся подозрительными агентам отделения и оказавшиеся проживающими в доме № 23 по Серпуховской ул. Иоганном и Альмой Газенфус, немецкими колонистами из Венденского уезда Лифляндской губернии. Записаны они «конторщик» и «прислуга», но внешний их вид и платье оставляют сомнение в справедливости этих сведений, тем более что, по сведениям внутренней агентуры, они нигде не служат, а живут, не стесняясь, в средствах. Наблюдение продолжается. По полученным от военнопленных сведениям, у них ожидается всеобщая мобилизация людей в возрасте от 38 до 45 лет»[338].

17 апреля военные контрразведчики перехватили еще более тревожные сведения: телеграммой Германского Большого Генерального штаба кайзер Вильгельм требовал от главной германской военной миссии во главе с выехавшим 14 апреля в Петроград послом В. фон Мирбахом «всех военнопленных привести в полный порядок и установить дисциплину». Из разговоров с военнопленными агенты военной контрразведки выяснили – «военнопленные офицеры вооружены револьверами, на основании разрешений, полученных от Шведского Красного Креста, было приказание Главного германского штаба (имеется в виду Германский Большой Генеральный штаб. – С.В.) о вооружении всех военнопленных, но приказание почему-то отменено»[339]. Естественно, предполагалось, что приказание «почему-то» отменено до поры до времени.