Высшие кадры Красной Армии. 1917–1921 гг.

Как писал Макс Истман по воспоминаниям Троцкого, «Организация состояла из “кружков”, которые делились и размножались таким же образом, каким размножаются клеточки, составляющие ткани человеческой жизни. Ядром, или (как говорил устав) «организатором» первого кружка был Троцкий и Александра Львовна (Соколовская. – С.В.). И быстрота роста этого первого кружка была почти невероятна. Достигнув назначенного уставом предела в 25 человек, он разделился на 2 кружка; ядром одного остался Троцкий, а другого – Александра Львовна. Во вновь образовавшихся кружках каждый из них должен был привлечь к себе новое лицо, способное стать руководителем, так чтобы при новом разделении было бы готовое ядро для каждого из новых кружков. Таким путем в продолжение весны и лета было организовано 8 или 10 кружков в городе, насчитывающем около 10 000 рабочих; более 200 состояло действительными членами из организации, а остальные знали о ней, и большая часть читала их прокламации с сочувствием или возбужденным протестом. Эти прокламации были чрезвычайно убедительны и чрезвычайно просты… Было еще достаточно детского в Троцком, чтобы наивно обнаружить чувства, которые привели его к этой жизни, полной опасности и жертв»[37].

Для сравнения: Марк Истман так описывает возвращение Троцкого – «Это был долгий год – все заметили перемену, происшедшую в Троцком. Когда он вернулся в Одессу, чтобы согласовать работу в обоих городах, его одесские друзья не могли больше сомневаться в устойчивости его энтузиазма. Если раньше было немного петушиного задора в его радикализме, теперь он исчез… Он всегда был немного отчаянным, всегда несколько похожим на вулкан – т. е. он может быть улыбающимся, дисциплинированным, весьма рассудительным и покладистым, но если что-нибудь вызовет его негодование и он начнет плевать огнем, будет швырять огненные плевки без всякой скромности, не принимая во внимание размер ландшафта. Чувство правильности и неправильности у Троцкого так же нетерпимо, как у Христа, и оно не смягчается сильной любовью к врагам. Но для тех, с кем он работает и живет и для рабочих масс всего мира – он воля, хотя столь небрежная в своей силе, будет всегда дающей, а не захватывающей». Да здравствует вождь мировой революции товарищ Троцкий! В публикуемом документе, тем не менее, он предстает совсем иным человеком.

Одной из наиболее ярких фигур Лев Троцкий в своих мемуарах назвал 40-летнего «сектанта» Андрея Степановича Бабенко. Двадцатисемилетний Мухин сразу же после знакомства свел Троцкого «со своим приятелем, тоже из сектантов, Бабенко, у которого был свой небольшой домик и свои яблони на дворе. Бабенко был хром, медлителен, всегда трезв и научил меня пить чай с яблоками, вместо лимона. Вместе с другими Бабенко был арестован, изрядно посидел, потом опять вернулся в Николаев. Судьба нас развела совсем. Случайно прочитал я в какой-то газете в 1925 году, что на Кубани проживает бывший член Южнорусского рабочего союза Бабенко. К этому времени у него отнялись ноги. Мне удалось добиться – в 1925 году это было уже нелегко – перевода старика в Ессентуки для лечения. Ноги опять стали ходить. Я посетил Бабенко в его санатории. Он не знал, что Троцкий и Львов – одно и то же лицо. Мы опять с ним пили чай с яблоками и вспоминали прошлое. То-то, должно быть, он удивился, что Троцкий – контрреволюционер!» Здесь, вероятно, ошибка памяти: о судьбе А.С. Бабенко Троцкий не вычитал в газете, о положении «сподвижника» ему доложил коммунист М. Донецкий 18 апреля 1924 года. Не исключен и другой вариант: Троцкий сознательно перенес время получения известий о судьбе А.С. Бабенко и оказания ему помощи на год, подчеркнув тем самым свою готовность отстаивать своих людей даже в те моменты, когда самому приходилось туго…

О начале пути Демона революции:

Письмо

заместителя редактора ежедневной газеты «Красное знамя» – органа Кубано-Черноморского областного комитета РКП(б) и Кубано-Черноморского губернского исполкома – М. Донецкого председателю Революционного военного совета СССР Л.Д. Троцкому