Что касается Юрия Петровича, его настроение, в отличие от Яночкиного, напротив, улучшилось, едва они переступили порог: в одной из девиц, сидевших в расхлябанных позах на высоких табуретах у стойки, он сразу признал Эльвиру Сорокину. Поистине, удачно начавшийся день и завершиться обещал тоже удачно!
Проследив глазами за явно разочарованной актрисой, усевшейся в самом темном углу с капризно надутыми губками, Гордеев усмехнулся и подошел к стойке — с той стороны, где сидела Эльвира.
— Я слышал, — обратился он к моментально оживившемуся бармену, — у вас имеется настоящий французский арманьяк…
— Целых две марки! — Бармен широко улыбнулся, а Гордеев вроде бы случайно скользнул взглядом по Эле, замершей рядом с ним. Глаза их на мгновение встретились, и Эльвира отчетливо увидела во взгляде весьма импозантного мужчины, со знанием дела выбиравшего едва ли не самый дорогой напиток «Техаса», вспыхнувшую на мгновение искру заинтересованности. Неужели ей наконец повезло?!
Девушка поспешно выпрямила спину — как можно грациознее, зазывно улыбнулась и… Тем сильнее оказалось ее разочарование. Увы, второй бокал с арманьяком, как сразу же стало ясно, предназначался вовсе не ей! Едва заметно, с извиняющимся видом пожав плечами, мужчина (наверняка какой-нибудь бизнесмен!) круто развернулся и зашагал к дальнему столику, за которым его ожидала прежде не замеченная Элей отпадная красотка…
Эльвира взяла себя в руки с громадным трудом и, не глядя на бармена, пододвинула ему свой опустевший бокал.
— Хватит нажираться! — прошипел тот. — Хочешь, чтобы тебя отсюда совсем выперли?..
— Я пока что на свои пью! — тоже тихо огрызнулась Эльвира, хотя прекрасно понимала, что бармен на самом деле прав. Но слишком много в последнее время свалилось на нее неприятностей, чтобы придавать значение такой мелочи… Если Сопло ее действительно, как выразился бармен, «выпрет», а не притырит где-нибудь по-тихому руками своих отморозков, это еще будет самое настоящее везение…
— Кому сказала — наливай? — произнесла она чуть громче, и бармен, заподозривший, что Элька запросто может учинить небольшой, но громкий скандальчик прямо при посетителях, счел за лучшее выполнить ее просьбу.
Всю эту сцену, включая обмен репликами, Юрий Петрович незаметно, но внимательно пронаблюдал издали, и она его вполне удовлетворила. Посмотрев на часы, он прикинул мысленно, на сколько еще хватит барменовского терпения, прежде чем он и впрямь выгонит Эльвиру из бара, а следовательно, и из клуба. В этот момент парочка, накачивающаяся за единственным занятым столиком, очевидно, решила, что настала пора переходить к следующей части программы, и, поднявшись, покинула бар, исчезнув через дверь, ведущую во внутренние помещения клуба.
Дождавшись, когда тяжелые портьеры скроют этих явно постоянных посетителей «Техаса», Гордеев виновато посмотрел на все еще надутую Яну.
— Солнце мое, — как можно мягче почти что пропел он, — ты же умница и понимаешь, что я пригласил тебя сюда не только, чтобы… э-э-э… расслабиться?
Яна посмотрела Юрию Петровичу в глаза и неожиданно зло усмехнулась:
— Знаешь что, Гордеев?
— Что? — нервно поежился адвокат.
— Даже моему терпению может наступить конец! Я обещала тебе сегодня помочь и сделаю это: в отличие от некоторых я — человек слова… Однако запомни: втянуть меня в свои проклятые делишки тебе удалось в последний раз! Так что я еще должна сделать?..
Юрий Петрович виновато отвел глаза:
— Ровно через пять минут мы отсюда уходим…
Яна фыркнула и ничего не сказала.
Когда уже на улице Гордеев, вместо того чтобы проводить ее к своей машине, подозвал такси, девушка прореагировала на это молча. И, лишь забравшись в салон, прежде чем захлопнуть дверцу, высунула из-за нее свою очаровательную головку:
— Эй, Гордеев… — Она ядовито усмехнулась. — Совсем забыла тебе сказать: для встречи Нового года поищи себе другую идиотку. У меня на Рождественские каникулы совсем другие планы… Пока, дорогой!
Некоторое время Юрий Петрович расстроенно смотрел вслед отъехавшему такси, не замечая начавшегося медленного, но довольно густого снегопада — кажется, первого в нынешнем году. Затем, пожав плечами, направился к собственной машине. Подогнав ее поближе к выходу из «Техаса», он включил «дворники» и приготовился ждать, моля Бога, чтоб Эльвира покинула клуб через этот выход: он ничуть не сомневался, что в здании их несколько, и уповал лишь на то, что к бару, где теперь работала девушка, именно этот — ближайший… Ощутив в душе немного подзабытый со времен работы в прокуратуре огонек тревожного ожидания, Гордеев про себя усмехнулся: в конце концов, Грязнов прав, следователем он был неплохим и работу свою любил. И возвращаясь к ней время от времени в процессе того или иного дела, в которое, как правило, его ввязывали друзья, он всякий раз осознавал, что занимается а общем-то несвойственными для обычного адвоката вещами с удовольствием. Ностальгия, мать ее так!..