Выстрел из прошлого

– Этого не могло быть. Я ни на секунду не выходила из комнаты. И потом…

– О «потом», Анна Семеновна, придется думать мне. Я вас попрошу об одном: постарайтесь восстановить в памяти этот час. Все, что вы делали… Где стояли… На что смотрели… С кем говорили и о чем? И еще просьба – о нашем сегодняшнем разговоре никому ни полслова. Понимаете – никому. Не было этого разговора, не встречал я вас в лесу и ни о чем не спрашивал. Молчать вы умеете. – Он усмехнулся. – Полагаю, сейчас это умение пойдет на пользу делу…

Она ушла. А он, проводив взглядом фиолетовый плащик, вдруг подумал, что у нее изменилась походка. Легче, что ли, стала или увереннее? А может, ему это только показалось. Мертвые ведь не возвращаются. Но он помог ей сбросить часть ноши с плеч. Она снова поверила в Мямлина. Мертвые не возвращаются; возвращается вера в человека, уходят прочь сомнения, и боль утихает.

Ключи от сейфа – ключи к сердцу.

Мелодрама…

Кто же из трех украл ключи? Выходцев?… Леснев?… Нифонтов?…

И зачем? Должен же быть в этом какой-то смысл… Если, конечно, Анюта ключей не теряла.

Вторую бумагу от Хусаинова Кириллов получил на другой день после разговора с Анютой. И в тот же день Хусаинов позвонил в Нылку.

Бумага была пространной, с выдержками из протоколов судебных заседаний по делу валютчиков. Все, что касалось Ивонны Ильиничны Рузаевой, было изложено толково и подробно. Но Нифонтов действительно к этому делу не пристегивался. Да и само дело носило, если можно так выразиться, семейный характер. Фигурировали на процессе Рузаева, ее сын, жена сына и два брата этой самой жены. Братья служили в торговом флоте на Каспии, ходили в загранплавания. Хранительницей «золотого запаса» выступала Ивонна Ильинична. На суде она заявила, что драгметалл (в основном червонцы) и некоторое количество ювелирных изделий (колье, кулоны, браслеты и перстни) достались ей по наследству от мужа. Документально этот факт подтвержден не был, но суд этим и не интересовался особо. Экспертиза дала заключение, что драгоценности не краденые, и этого оказалось достаточно, чтобы признать их, так сказать, фамильными. На это, кстати, намекало и происхождение Рузаевой и ее социальное положение до семнадцатого года. Шайка действовала осторожно, с опаской. Драгоценности уплывали за границу, оттуда братья-мариманы везли модную синтетику, а их жены сплавляли ее на черном рынке. Бизнес этот продолжался в течение четырех лет и оставался неразоблаченным так долго лишь потому, что все «дела» вершились в тесном семейном кругу. Но всему приходит конец: один из мариманов попался на глаза кому-то из команды своего судна в иранском порту в момент совершения сделки. И цепочка потянулась, зацепив мимоходом и Нифонтова, поскольку морячок оказался его близким знакомым, чуть ли не приятелем. К тому же Нифонтов был родом из тех же мест, где в свое время обреталась мадам Ивонна.

Мадам эта умерла четверть века назад, вскоре после процесса. А заинтересовался ею Кириллов по трем причинам. Во-первых, она родилась в Нальоке и некоторое время жила в Нылке. Во-вторых, накануне войны она появлялась в Нальске. И в-третьих, среди драгоценностей, которые она еще не успела реализовать, значилась серебряная обложка от библии. В легенде о звонке с того света упоминались «золотые корочки», но легенды часто преувеличивают. А тут был факт, установленный экспертами и засвидетельствованный судом. Правда, Кириллов еще не знал, что с этим фактом делать, однако на размышления он наводил. И на довольно серьезные размышления.

Он дочитывал бумагу, когда позвонил Хусаинов.

– Ну как, Кириллов, – спросил он. – Хусаинов – хороший человек? Почта была?

– Была. Но кое-чего в ней не хватает.

– Знаю, потому и звоню. Тебе здорово нужна та, со шрамом?

– Не получается? – догадался Степан Николаевич.

– Не получается. Знаешь что, приезжай-ка ты сам, Кириллов. Сходим туда-сюда, молодые годы вспомним. Попроси командировку у прокурора.

– Слушай, Хусаинов. Мне без того шрама – зарез! – отчаянно кричал в трубку Кириллов. – Уверенность мне нужна, понимаешь?

И сквозь треск и шумы услышал:

– Ладно. Отвлекаешь ты меня, но ладно. Сделаю третью попытку… Во имя дружбы народов.

– Спасибо, вот спасибо, – выпалил Степан Николаевич и после недолгого молчания произнес нерешительно: – И знаешь что…

– Что? – насторожился Хусаинов.

– Ты сам эти выборки читал?

– Копии перед носом…

– Там упомянут сын Рузаевой. Он жив?

– Тю-тю… И жена тоже…

– Метрика его нужна. Короче говоря, данные об отце.

– Данных нет…

– Откуда знаешь?

– Дело читал. Подсудимой Ивонне Ильиничне Рузаевой идентичный вопрос задавался на суде. Отвечать она на него отказалась. А ты молодец, Кириллов. Глубоко роешь. Чего только выкопать хочешь? Клад, что ли?

– Кости, – ответил Степан Николаевич хмуро. И это было правдой.