Выстрел из прошлого

Куница долго всматривался в знакомое и в то же время чужое лицо, гоня прочь тошнотворный приступ дежавю. И вдруг перед его мысленным взором предстал Никита Гуров. Он отвечает на вопрос о том, хорошо ли он знает Королев: «Хорошо этот город знал наш бывший командир. Витя Инсаров родился там».

«Родился здесь», – мысленно поправил старого товарища Куница. И – вдруг рассмеялся. «Он родился здесь. И его рождение сопровождалось оглушительным грохотом и ослепительной вспышкой. Парень из преисподней».

– Здравствуй, Витя! Как ты здесь оказался? Я же убил тебя. Дважды стрелял тебе в затылок...

– Плохо стрелял, – хрипло ответил Инсаров, высоко подняв голову и часто-часто моргая, глядя, казалось со стороны, на небеса. Он хотел было предать проклятию Андрея Чиркова, но у него язык не повернулся.

– Набираешь команду? – тихо издевался Куницын. – Твой корабль называется «Черная жемчужина»? – Он отвернулся от Инсарова и приказал бойцам обыскать здание. – Здесь был еще один. Ищите «чернорабочего». Хотя...

Кунице еще предстояло выяснить причину, по которой напарник Инсарова превратился в целеуказатель. Скорее всего, он действительно «чернорабочий», а их всегда трудно найти, и на этот случай существует правило: не стоит злить их. Но кто бы он ни был, а в диверсионном деле он не новичок. Так быстро просчитать ситуацию и ответные меры противника мог только профи.

Один из боевиков вышел из автобуса, держа в руках адскую машинку. Смело щелкнув по болтавшемуся на кольце карабину, он сказал:

– Кто-то аккуратно снял проволоку с карабина, но не стал церемониться с другим концом. Я нашел обрывок проволоки на ножке сиденья.

Следующим докладывал Валерий Мерзликин:

– Возле запасного выхода стоит запах выхлопных газов. В десяти метрах видны следы протекторов. Судя по рисунку, это «Нива». Снайпер очень быстро оставил точку.

– Я знаю, что ты хочешь предложить, – не дослушал товарища Куница. – Винтовка, скорее всего, там, но огневая позиция может быть заминирована, – он красноречиво указал глазами на связку тротиловых шашек. – Теперь здесь никого нет, и это нам на руку. Это дело касается не только меня и тебя, – тише добавил он, глядя на Зубочистку.

– Будешь докладывать генералу?

– Он сейчас в Женеве. Надо позвонить Шульцу.

Куница набрал номер Михаила Шульгина и сумел в двух словах объяснить, что произошло. А Мерзликин, пользуясь моментом, склонился над Инсаровым и чуть слышно спросил:

– Меня-то за что, Витя? Или ты решил всех под одну гребенку причесать?

Он был в клинике в то время, когда генерал Тараненко был близок к панике. Наезжал на главврача: «Тебя убить мало!» Зубочистку и Шульца называли «минно-розыскными собаками», и Мерзликин подумал тогда, что может составить Шульцу компанию в зарубежной командировке. То, что место Инсарова в отряде займет Шульгин, сомнений не вызвало ни у кого, даже у другого претендента – Еретика с его главным козырем – возрастом.

30

Инсаров первым поздоровался с Шульгиным, когда его по приказу Куницына подняли с земли.

– Шульц? Какая встреча...

Михаил Шульгин недоверчиво хмыкнул. Он успел прийти в себя за время пути, хотя далось ему это не легко – ведь они с Куницей стреляли наверняка, с запасом. Он больше поверил бы в розыгрыш, но Игорь поставил на карту свое будущее. Тараненко знал о его тайных операциях, и Шульгин был тому свидетелем. Генерал при встрече с ним ухмыльнулся: «Шерстишь цыган и хачей?.. Завязывай, понял?» Куница не завязал. И тем самым преподнес Сергею Тараненко сюрприз. А может быть, даже предотвратил покушение на действительного государственного советника таможенной службы. И это могло принести Кунице такие дивиденды, о которых он не мог и мечтать.

Молчали все – и те, кто знали Инсарова, и те, кто слышали об уникальном стрелке и гуру индивидуальных проектов. И Шульгин не стал растрачиваться на колкости и нервные выпады – для него ситуация была более чем серьезная и необъяснимая. Для него Инсаров – самая большая ошибка, невыполненный приказ. И надо было знать генерала Тараненко, чтобы рассчитывать на снисхождение. У Шульца даже промелькнула мысль – договориться с Куницей, который оказался в такой же шкуре; можно договориться и с Зубочисткой, и с боевиками Куницы. Но Шульц отверг эту мысль. Он полагал, что «феномен живого Парфянина» закроет все погрешности в работе, а генерал отпустит ему все грехи. Все так, но фоном этих мыслей служила картина: мертвая Ольга и мертвый Виктор. И новая сжигающая мысль: «А вдруг Чиркова тоже жива?»

– Где мы допустили ошибку? – наконец спросил он Инсарова.

– Вы убили другого человека.

– А-а... – протянул, многозначительно кивая головой, Шульц. – Мы убили другого... Мне теперь все ясно. Но и мы стали другими. Я уже не тот человек, которому ты хотел отомстить двадцать лет назад. Но если ты спросишь, как бы я поступил на твоем месте, я отвечу: «Убил бы». Проблема в том, что я не могу вернуть разум и чувства, которые были у меня двадцать лет назад.

И снова Шульгин помолчал, тщательно подбирая слова.