Выстрел на Большой Морской

Дергачи замолчали, призадумались. Потом первый громила вернул Лыкову бумаги и заявил:

— Слушай сюда. Я здешний «маз», зовут Ванька-Пан. Мы тебя проверим; ежли всё правда, то можешь в Дорогомилове остаться. Сколько платишь за отыскание этих двоих?

— Ведро вина и тридцать рублей денег. Но чтоб досконально! И слободу, и каменоломни.

— Уговорились. Тетей!

Испитой бородач сразу поднялся.

— Сходи, прогуляйся. В «Шиповскую крепость» и в «Каторгу». Одна нога здесь, другая там!

Дергач бросился исполнять поручение.

— Теперь ты. Раньше трёх часов Тетей не обернётся. Сиди покуда здесь, на улицу не ходи.

— Пожрать хоть принесут?

— Тут кабак, а не кухмистерская. Буфетчик пошлёт в лавку за колбасой и яйцами, достанет с тебя.

И ушёл со своими людьми, а Лыков остался в заведении как бы под арестом. Явно за ним никто не присматривал, но он постоянно был на виду. Титулярный советник относился к этому спокойно. Он направил какого-то оборванца за колбасой, смело дав незнакомому человеку целую трёшницу. Тот исправно выполнил поручение и заработал гривенник, который тут же с радостью пропил. Алексей перекусил всухомятку, запил чаем «с позолотой», раскрыл газетку и принялся безмятежно её читать.

В половине третьего в кабаке появился Ванька-Пан, а через час — его посланец Тетей. Он что-то долго докладывал «мазу», иногда делая при этом энергический жест кулаком. Главарь внимательно выслушал, кивком головы отослал курьера и махнул Лыкову рукой. Тот не спеша подошёл, сел.

— Давай деньги.

Алексей выложил тридцать рублей и отдельно «синенькую» на водку.

«Маз» подозвал четверых дергачей.

— Нарисуй им своих должников.

Лыков в очередной раз тщательно описал наружность Рупейто-Дубяго и Самотейкина.

— Передайте от моего имени всем домовладельцам и на постоялые дворы: ежели таковые имеются — немедля сообщить! А ты, Кувалда, дуй в подземелье.

Дергачи разошлись. Ванька-Пан бросил буфетчику пятёрку:

— Напои ребят, да на четверых отложи.

Шайка довольно загудела, налётчики начали рассаживаться за столами.

— Вы гуляйте, а мы с Лыковым отлучимся ненадолго. Пошли!

Алексей не стал задавать лишних вопросов. Если что-то насторожило «маза» и он решил зарезать опасного человека на улице, то всё равно в кабаке не отсидишься. На всякий случай сыщик приготовился к схватке, но на выходе их никто не поджидал. Пан провёл Алексея по берегу вверх до еврейского кладбища. За ним, в полугоре, стоял двухэтажный кирпичный дом, окружённый высоким забором. «Маз» стукнул в ворота. Их молча впустил бородатый верзила. Запер ворота на дубовый засов и повёл гостей внутрь.

Втроём они вошли в роскошно обставленную залу. Там, в резном кресле из карельской берёзы, развалился рыхлый мужчина лет пятидесяти пяти, в атласной жилетке и с тремя перстнями на пухлых пальцах. Позади него, сложив могучие руки на груди, застыл гигант с торжественно-глупым лицом.

Хозяин кабинета несколько секунд молча рассматривал Лыкова, потом, не приглашая сесть, заговорил неприятным трескучим голосом:

— Мы здесь проживаем своим умом и чужих не любим. Поэтому Анчутка Беспятый, и уж тем более какой-то там Верлиока для нас — тьфу! Понял?

Алексей молча кивнул.

— Я Гурий Осмачкин, хозяин Дорогомилово. Без моего согласия тут комар не чихнёт.

Алексей вторично кивнул.

— Предлагаю тебе, Лыков, сослужить одну службу. Ванька сказал, ты георгиевский кавалер. Так?

— Так.

— И медали имеются?

— Аннинская и за турецкую войну.

— Очень хорошо! Тут вот какое дело. На Божедомке есть один старый генерал. Давно в отставке и проживает одиноко, лишь с денщиком и кухаркой. Богатый! Сейчас генерал подыскивает своему денщику замену — тому надо на полгода отлучиться в деревню. Примет он на службу только отставного солдата — георгиевского кавалера. Старик доверяет лишь им… Ты пойдёшь туда, устроишься на место. Когда у нас об этом годе Пасха?

— 17 апреля, — почтительно доложил Ванька-Пан.

— А 17 апреля, как генерал с кухаркою вернуться со Всенощной, выждешь малость и отворишь ворота и дверь с чёрного хода. Дальше тебя не касается. Получишь за работу пятьсот рублей и новый «глаз»[107]. Ну, согласен?

— А правильно старик кавалерам доверяет!

— Это что значит?

— Это значит, пошёл к чёрту. Я здесь за услугой, которую уже оплатил. Пусть твои люди сделают, что оговорено, и я дальше пойду. А стариков душить — это не ко мне.

Осмачкин посмотрел на Лыкова с насмешливым удивлением.

— Куда же ты теперь пойдёшь, после такого разговора? А вдруг в полицию заявишь? Нет, дурак, ты теперь мой.

— Мелковат ты, Гурий, чтобы Алексей Лыков твоим был. Я хожу, где хочу, и делаю, что хочу. А ежели мне кто в этом перечит, я тому башку набок сворачиваю.

На лице Осмачкина появилось брезгливое выражение. Он вяло хлопнул в ладоши и скомандовал:

— Ослябя!