Выстрел на Большой Морской

Скучные тихие Пески тоже не везде безопасны. В переулках, окружающих Слоновую улицу, квартирует до трёх десятков «весёлых домов». Двери их с двенадцати часов дня и всю ночь до утра открыты настежь. В глубине подъезда горит зелёная лампа о двенадцати рефлекторах, зазывая любителей дорогого разврата. Во дворе солидного заведения всегда прячется скромный флигелёк безо всяких ламп. Там цены даже выше, чем в главном доме, потому, как занимаются во флигеле всеми видами извращений. Клиенты здесь пропадают редко, но случается и такое…

Дурной славой пользуются в Петербурге обширные, пустынные и безлюдные по ночам плацы гвардейских полков. Царицын луг (Марсово поле) и Преображенский плац (на Песках, между Парадной и Слоновой улицами) небезопасны в тёмное время суток. Но хуже всего так называемые Семенцы — обширная местность между Загородным проспектом и Обводным каналом, вокруг плаца Семёновского полка. Тут вечера не ждут — могут раздеть и средь бела дня! Рядом в Большом Казачьем переулке каждую неделю грабежи, а раз в полгода — убийство. И это уже ничего, уже можно жить; плац потихоньку застраивается со всех сторон, уменьшаясь в размерах, и всё реже здесь кричат «караул!». А двадцать лет назад даже полиция по ночам обходила эти места, как проклятые.

Что Семенцы! На самом Невском имеются лихие места. Особенно это касается пересечения его с Владимирским проспектом. Мутная гостиница «Москва», ресторан Палкина и скандальный кафешантан «Кристалл-Палас» организуют здесь злачный треугольник, по которому любители острых ощущений каждую ночь совершают свои опасные обходы. Другое дурное место — дом генерала Максимовича на углу Невского и Большой Морской. Огромное здание в самом центре городе целиком (!) занимают публичные дома и номера для свиданий. Здесь их несколько десятков, на любой вкус, включая и самый извращённый. Садизм, педофилия, однополая любовь — всё, что захотите. Именно отсюда начал своё победное шествие по городу хипес. Цены в доме Максимовича тоже очень разнятся, в зависимости от кошелька клиента, и круглый год нет отбою от посетителей.

Не всегда мирно бывает и в тихой Коломне. Трактир «Роза» напротив Литовского замка имеет свою специализацию — он занимается «подставами» по прелюбодеянию со свидетелями, для бракоразводных процессов. Свидетели годами одни и те же: как назло, раз за разом не вовремя входят в номер, но Фемиду это не смущает… Покровская площадь, на пересечении Садовой и Английского проспекта, завела свой Толкучий рынок, ещё более криминальный, чем на Вознесенском проспекте. «Покровские» — известные громилы, объединённые в дисциплинированную шайку — совершают свои вылазки даже в Нарвскую и Московскую заставы.

Здесь же, в Мастерской улице, находится самая большая из десяти греческих кухмистерских Ставриноса, которые, как паутиной, охватили всю столицу. Владелец их, почтенный с виду человек, является одним из главных в Петербурге скупщиков краденого, а его чайные излюблены ворами как места, где всегда можно быстро сбыть «товар».

И наконец, в тихом Упразднённом переулке проживает купец 1-й гильдии Лобов, которого сыскная полиция считает «королём» преступного мира столицы. Считает, но доказать ничего не может. Или не хочет…

Ну-с, теперь пойдём по окраинам. Те, что находятся на левом берегу Невы, частично нами уже описаны. За Обводным каналом полицейская сила кончается, и начинается власть громил. Район от Московской заставы и до Дальней Рогатки управляется гайменниками Горячего поля. На востоке, в Ново-Александровской слободе их уже не боятся, там свой мир. Определяют его Невский и Обуховский казённые заводы, точнее, его пролетарии. Правят здесь, как и в любой рабочей окраине, водка и кулак. Фабричные — самое развращённое сословие в России: количество совершаемых ими преступлений, в пересчёте на тысячу душ, в 19 (!) раз превышает этот показатель в среде крестьянства. Когда Лыков узнал о новом политическом учении, согласно которому правящим классом будущего станет пролетариат — долго смеялся… Этого бы Карла Маркса поставить субботним вечером у обуховской проходной, что бы он тогда написал?

Жизнь в Ново-Александровской слободе почти деревенская, если не считать огромного числа кабаков. Фартовым здесь нечего делать, потому, что нечего украсть — всё, что плохо лежит, и без них мгновенно растаскивается фабричными. По воскресеньям из слободы убегает даже полиция, от греха подальше, и власть переходит в руки пьяной толпы, главные люди в которой — гармонисты. В большие же праздники, как Масленица или Пасха, в слободе обязательно зарежут парочку своих собратьев, причём неведомо за что. Каждую весну в Глухом озере всплывают утопленники, иные с верёвкой на шее, но это никого, включая пристава, не беспокоит…