Выстрел на Лахтинской

Почти всю столовую комнату занимал большой обеденный стол, покрытый вышитой скатертью. Вокруг него стояли стулья с кожаными сиденьями и высокими спинками. В углу находилось два мягких кресла с протертыми бархатными подлокотниками. Следователь взглянул на большие напольные часы, за стеклом которых ритмично качался длинный медный маятник. Стрелки показывали половину десятого.

«Однако быстро течет время», — подумал он.

— Жена профессора здесь? — спросил Сазонов.

Агент угро вышел и через несколько минут вернулся с молодой привлекательной женщиной. Лицо ее было слегка покрыто веснушками, в углах небольшого рта с тонкими губами застыли скорбные складки. Длинное темное платье еще больше подчеркивало ее худобу.

Женщина села в кресло, и следователь увидел, что ее руки дрожат, да и вся она сама не своя.

— Вы не волнуйтесь, рассказывайте, — Сазонов достал из кармана небольшой блокнот и карандаш, приготовившись делать записи. — Как вас, кстати, зовут?

— Марина Андреевна или просто Марина. Сегодня утром, когда я возвращалась с базара и открывала наружную дверь, раздался выстрел.

— В котором часу это было?

— Часов в восемь утра. Муж лежал на кровати с простреленной головой, — и Марина заплакала.

Сазонов налил ей воды из стоящего на столе большого фарфорового чайника.

— Я подняла лежавший на полу револьвер и положила его на столик в прихожей, а раненого мужа переложила вместе с матрацем на пол. Не знаю даже, откуда у меня силы взялись.

— Зачем вы это сделали?

— Ну... думала, что он может упасть и совсем разобьется. Я очень растерялась и не могла ничего сообразить, но затем выбежала на улицу, попросила какого-то мужчину вызвать скорую помощь. Когда приехал врач, Николай Петрович был уже мертв.

— Значит, вы не видели, как он застрелился?

— Нет, я только слышала выстрел...

— Окно все время было открыто?

— Перед уходом на базар я подходила к окну. Оно было закрыто, это я точно помню.

— Профессор ничего не успел сказать перед смертью?

— Николай Петрович хотел что-то произнести, но не смог, язык его начал заплетаться. Затем он приподнялся на кровати и два раза меня перекрестил. На третий, видимо, сил не хватило.

— Почему на замке входной двери царапины?

— Не знаю. Помню только, что, услышав выстрел, не сразу смогла открыть дверь, пока возилась с замком, прошло некоторое время.

— Каких-либо записок, объясняющих причину самоубийства, профессор не оставил?

— Нет... не видела.

— Револьвер принадлежал вашему мужу?

— Да.

— Где он его хранил?

— Днем — в ящике стола или носил с собой, а на ночь прятал под подушку.

 

Прибыл старший уполномоченный уголовного розыска Маргонин — стройный худощавый мужчина лет двадцати восьми, с проницательным взглядом синих глаз и резкими чертами привлекательного лица. Вслед за ним в дверях появился фотограф с большой сумкой через плечо. С шипением вспыхнул магний — с разных ракурсов были сделаны снимки покойного, а затем и всей комнаты. Пообещав, что отпечатает их к завтрашнему утру, фотограф сложил аппаратуру и ушел.

Судебный эксперт нагнулся над трупом и осторожно откинул простыню. Трупное окоченение еще не было выражено. «Значит, смерть наступила несколько часов назад», — подумал Будрайтис. На левом виске он увидел входное пулевое отверстие, а над правым — звездчатую рану с выступающими наружу краями.

Повернувшись к Сазонову, эксперт заявил:

— Либо профессор стрелялся левой рукой, либо его убили. Выходное отверстие пули на правом виске. Вероятно, выстрел сделан в упор — видите, Георгий Викторович, на левой стороне подбородка разбросаны серовато-желтоватые пятнышки размером не менее спичечной головки. И поверхностные саднения кожи также свидетельствуют о том, что револьвер был приставлен вплотную к виску. С аналогичными случаями приходилось уже встречаться. Но если это самоубийство, то на левой руке должен быть пороховой налет.

Будрайтис внимательно осмотрел левую руку профессора.

— Гм... никакого налета нет. Значит, убийство?!

— Ионас Иакович, взгляните на правую руку, — Маргонин наклонился над трупом, — на большом пальце правой руки какой-то налет. Может быть, это от пороховых газов?

— Да, это что-то необычное, — заключил эксперт.

Он вышел в переднюю, достал из своего саквояжа флакончик со спиртом, затем аккуратно срезал бритвой кусочек кожи с налетом и поместил ее во флакон.

— А где же пуля? — спросил Маргонин, прохаживаясь по комнате и поскрипывая хромовыми сапогами.

— Пуля должна быть где-то здесь, в комнате, — заметил Будрайтис, — рана ведь навылет!

Сазонов аккуратно подстелил газету, опустился на колени и начал внимательно осматривать доски пола. Хлопнула входная дверь, в комнату вошел милиционер.

— Товарищ следователь, — обратился он к Сазонову, — понятые приглашены. Можно им войти?

В дверях стояли пожилой мужчина в белом фартуке с бляхой дворника и молодая женщина в светлом платье — соседка Панкратьева. Они испуганно смотрели на распростертое на полу тело профессора.

Сазонов искоса взглянул на вошедших и слегка кивнул, продолжая исследовать пол. Пули нигде не было.