Выстрел на Лахтинской

— Но это тебе придется еще доказать, а я хотел бы тебе показать один документ. — И Маргонин, вынув из бумажника сложенный вчетверо лист бумаги, протянул его собеседнику.

«Его высокопреосвященству Никандру, митрополиту Ташкентскому и Туркестанскому, — прочел Сазонов, разбирая знакомый прыгающий почерк Панкратьева с большими заглавными буквами. — Милостивую резолюцию Вашего высокопреосвященства на вступление в брак получил и приношу Вам сыновнюю благодарность. Смиреннейше прошу Ваше преосвященство, милостивейший владыко, разрешить венчание священнику отцу Михаилу у меня на дому (дом собственный). Доктор медицины Н. П. Панкратьев. 10 марта 1927 г.» Ниже была приложена личная печать профессора.

— А вот заключение экспертизы, свидетельствующее о том, что письмо написано лично Панкратьевым.

— Как к тебе попало это письмо? — насторожился Сазонов.

— Несколько дней назад Зинкину позвонили из канцелярии митрополита и сообщили, что у них хранится документ, который может представлять интерес для следствия по делу о смерти Панкратьева. Я тотчас же поехал туда, и секретарь митрополита вручил мне это письмо. Вначале у нас возникло сомнение в его подлинности, ведь его можно было сфабриковать, воспользовавшись бланком с личной печатью профессора, поэтому мы и направили его на экспертизу.

— Но почему митрополит решил сообщить об этом письме в уголовный розыск?

— Вероятно, он внимательно следит за печатью, — разъяснил Маргонин. — Когда в газете появилась статья об этом событии, он и решил себя обезопасить.

Они помолчали. Настороженность не покидала Сазонова. Это было заметно по его напряженному лицу. Маргонин усмехнулся.

— Ты, Георгий Викторович, небось, думаешь, что я подкапываюсь под твою версию. Но это не так. Я тоже был уверен в своей; но потом оказалось, что это пустышка. Мы делаем с тобой одно дело, но иногда очередной поиск заходит в тупик. Нужно найти в себе силы и начать все сначала. Что же поделаешь? Такая у нас работа.

 

Сазонов спешил с докладом к Зинкину, но оказалось, что начальник уже сам разыскивал его. В кабинете уже находился Маргонин. Он сидел верхом на стуле и что-то доказывал начальнику угро.

— Вы читали сегодняшнюю местную газету? — спросил Зинкин, откинувшись на спинку кресла и хмуро глядя на Сазонова.

— Не успел. — Следователь присел, обратив на Зинкина внимательный взгляд.

— Вот что пишет корреспондент, скрывшийся под псевдонимом К‑й. «Опыты профессора Панкратьева открыли новые горизонты в медицине. Этими исследованиями заинтересовались ученые Европы и Америки. За работу по промыванию крови ему предлагали крупнейшие суммы. Но профессор не спешил. В ближайшие дни он предполагал произвести опыты и над человеком. Профессор хотел наиболее полно продемонстрировать свою работу на Всемирном конгрессе физиологов в Чикаго, куда его пригласили.

Профессор Панкратьев погиб. Злая рука расправилась с ученым, всю жизнь боровшимся со смертью. Его ближайший ученик доктор Тарасов доведет до конца дело своего учителя».

— Так что ты, Леонид, думаешь по этому поводу?

— У меня иногда возникает серьезная антипатия к некоторым газетчикам, которые, не зная существа дела, высказывают категорические мнения в печати.

— Почему же? — вмешался Сазонов. — Я думаю, что корреспондент в главном прав. Убила профессора все-таки его жена Марина. А остальное — это уже детали!

— Хороши детали! — воскликнул Маргонин. — В Наркомате здравоохранения ничего не известно о приглашении Панкратьева на Всемирный конгресс физиологов в Чикаго, я специально это выяснял. Не знает об этом и декан факультета. Пригласительного билета в Чикаго мы не нашли ни дома у Панкратьева, ни в его кабинете на кафедре. Не слышала о поездке и Марина. Возможно, профессору и сообщили о предстоящем конгрессе, но, чтобы получить приглашение, оказывается, необходимо послать тезисы доклада. По-видимому, Николай Петрович еще только собирался это сделать.

— А ведь учитель Крайнов утверждает, что профессор рассказывал ему о неких суммах в иностранной валюте, которые предлагали профессору за его открытие, — недобро ухмыльнулся Сазонов.

— Можно ли принимать на веру его слова? — передернул плечами Маргонин. — А вообще Панкратьев был человеком сложным. Я вспоминаю, что на экзаменах в гимназии мне попался вопрос из древнеримской мифологии о Янусе. Это такое двуликое божество. И Панкратьев напоминает мне этого Януса. С одной стороны — ученый-материалист, а с другой — верующий человек, который, к тому же, лжет Тарасову, что был атеистом еще до революции. Замечательный экспериментатор, и в то же время большой честолюбец. Почтенный человек, и одновременно плохой семьянин, замучивший свою молодую жену беспричинной ревностью. Очень смелый человек — ведь не каждый во время русско-японской войны награждался двумя золотыми Георгиями, такие вещи даром не давали! И в то же время консерватор, как утверждают коллеги профессора.

— Да, что и говорить, сложная личность, и бушевали в нем бурные страсти, — вмешался в разговор Зинкин.