Выстрел на окраине

Разглядывая урывками это молодое красивое лицо полумальчика-полумужчины, Бухалов все более убеждался в том, что и тогда, когда Заикин стрелял в окно инженера Шварева, и тогда, когда он убил Александрова, направляла его чья-то другая, более опытная и жестокая рука. Теперь, когда капитан побывал на дому у Заикина, на заводе и достаточно уж послушал его самого, он знал о допрашиваемом гораздо больше, чем тот мог предполагать. Знал, например, Бухалов и то, что, начав работать после окончания ФЗО на заводе, почувствовав некоторую самостоятельность, Юрий Заикин приходил иногда домой подвыпившим, а иной раз и вовсе не являлся, оставаясь ночевать у приятелей. В иных семьях случается так, что с первым полученным заработком с сына, особенно если он остается в доме единственным мужчиной, как это было у Заикиных, снимается и родительская опека. Отсюда, с этих первых выпивок и ночевок у дружков, и началось то скольжение вниз, которое в конечном результате привело симпатичного, неумело выкручивающегося паренька в отделение милиции. И за что — страшно подумать! За самое тяжкое из возможных преступлений: убийство.

В последнее время в кино и литературе, за которой Бухалов следил внимательно, замелькал стандартный образ молодого шалопая из хорошо обеспеченной семьи, скатывающегося до уголовного преступления или предательства. К этим бумажным злодеям капитан относился насмешливо и подолгу сохранял чувство досады на породивших их писателей и сценаристов. Вся эта литературщина шла от незнания описываемой или запечатляемой на киноленту жизни. Встать на путь преступления может молодой человек и из очень обеспеченной, и из очень скромной семьи, но в обоих случаях одинаково — тогда, когда заботу о нем сводят к еде и новым брюкам и забывают о главном — о его душе! Пример Юрия Заикина лишний раз убеждал Бухалова в его выводах.

— Так, ладно. — Капитан дослушал Заикина и снова внимательно посмотрел на него. — Теперь, Юрий, скажи: где ты был ночью в субботу?

— Дома! — слишком быстро для того чтобы подумать и вспомнить, выпалил Заикин. Это был единственный заранее подготовленный ответ.

— Ты не подумал. — Бухалов спокойно покачал головой, мысленно уже подготовив следующие вопросы. — В субботу дома ты не ночевал.

— Ночевал! — все еще полный решимости отпираться, уверил Заикин.

— Нет. Это сказала твоя мать. — Бухалов пристально посмотрел на Заикина. — Она-то, наверно, знает.

Заикин побледнел.

— Вы дома были?!

— Был.

Бухалов не любил, когда к нему во время допроса кто-нибудь входил — это невольно сбивало с мысли, — и сейчас, заслышав, как скрипнула дверь, недовольно оглянулся. Оказывается, это Чугаев.

Майор шепнул Бухалову на ухо несколько слов, незаметно передал маленький сверток, чувствуя на себе обеспокоенный взгляд Заикина. «Бритоголовый сказал что-то насчет меня!» — тревожно решил Заикин, еще не успевший прийти в себя после первого прямого вопроса капитана.

Он не ошибся.

В двенадцать часов дня, заканчивая свою смену, токарь Алексей Завьялов окликнул проходившего мимо начальника цеха.

— Пал Палыч, куда вы Юрку Заикина послали?

— Куда надо, туда и послал, — невразумительно буркнул старик. — А тебе-то что?

— Часы он мне свои оставил. Куда их?

— Какие часы? — остановился тот.

— Какие, обыкновенные. — Завьялов вынул из кармана квадратные дамские часики. — Вот.

Пал Палыч проявил вдруг к часам непонятный интерес и уж вовсе неожиданно для токаря опустил их в карман своего парусинового пиджака.

— Пускай у меня будут. — Видя, что парень нерешительно мнется, он сердито хмыкнул: — Ты что же, не веришь мне, что ли?

— Да мне что, — равнодушно отмахнулся токарь. — Сами тогда и отдадите.

Запыхавшийся начальник цеха вбежал в свою застекленную конторку и поднял телефонную трубку.

Спустя полчаса изящные квадратные часики на металлической браслетке лежали у Чугаева на столе. Афанасьева, вызванная для опознания задержанного Заикина, узнала свои часы еще издали, едва только вошла в кабинет майора...

Получив веское вещественное доказательство, капитан Бухалов обменялся с присевшим в стороне Чугаевым быстрым взглядом — майор еле заметно кивнул — и на ходу перестроил план допроса.

— Вот что, Юра, — чуть помедлив, сказал Бухалов, — нам известно, что ты совершил очень тяжелое преступление. — Капитан видел, что лицо юноши снова покрывается бледностью, и негромко, отчетливо продолжал: — Я не буду тебя обманывать: за такое преступление ждет и очень тяжелое наказание. Единственно, чем ты можешь облегчить свою участь, — рассказать только правду...

Потрясенный Заикин молчал: в душе у него происходила мучительная борьба. Бухалов, ускоряя эту борьбу, тихонько постучал худыми пальцами по листам опроса.

— То, что ты здесь говорил, — все выдумки, я легко это докажу тебе.

И видя, что Заикин все еще колеблется, вынул из ящика бумажный сверток.

— Вот смотри. — Делая вид, что он не заметил, как Заикин вздрогнул и потянулся к столу, капитан развернул сверток, положил на стол квадратные часы с металлической браслеткой. — Видишь? Женщина, которую вы ограбили, узнала их. Хочешь, мы ее сейчас позовем?