Выстрел с монитора

— Да… Именно им чаще других неуютно и одиноко в нашей жизни. Потому что они опередили время… Так говорил Командор. Говорил, что они — дети другой эпохи, когда все станет по-иному. Тогда, в будущем, каждый сможет летать, причем стремительно — на миллионы километров за миг. Люди смогут разговаривать друг с другом на любом расстоянии и, значит, всегда быть вместе. Не будет одиноких. Никто не сможет лишить другого свободы, потому что человек станет легко разрывать все оковы — и природные, и сделанные руками… И у каждого будет добрый дом во Вселенной, куда можно возвратиться с дороги… Это не мечта, а просто будущее. Ведь все на свете меняется, развивается, появляются и у людей новые способности… Только способность к одиночеству не появится никогда, потому что одиночество и вражда противны человеческой сути… Но до тех времен еще далеко, а мальчики и девочки со странными свойствами своей природы и души нет-нет да и появляются среди людей. Как первые ростки. Их надо сохранить… Это длинная легенда, не меньше, чем о Реттерхаль ме. А я рассказываю очень коротко…

Мальчик серьезно сказал:

— Если все было так, то это хороший конец. Для Гальки. Но ведь это уже совсем сказка.

— Как знать! Может быть, такие ребята — ничуть не странные, а самые нормальные. Может быть, наоборот, мир нынешних людей — странный, уродливый и не дает каждому открыть свойства своей души. Это не я говорю, это опять же мысли Командора.

Мальчик вдруг насупился:

— Это не только Командор говорит, а многие. У нас знакомый есть, дядя Валера, папин друг, дак он тоже… А папа отвечает, что это… как это? А, «философия для субботних вечеров». А в другое время, говорит, работать надо.

— Что ж, папа тоже прав.

— Беспокоится, наверно, — вздохнул мальчик. — Куда я подевался.

Пассажир опять взял его за плечо.

— Смотри-ка! Здесь автостанция.

Они только что обошли церковь. Позади нее была площадка с навесом, на площадке урчали два автобуса. В алтарном закруглении церкви желтела новая некрашеная дверь с табличкой «Кассы».

Пассажир и мальчик вошли. По-церковному светились узкие решетчатые окна. Было пусто. «Кассами» оказалось одно окошечко, к тому же закрытое. Рядом с ним висело расписание рейсов и схема путей. Мальчик остановился, закинув голову.

— Поглядите! Отсюда автобус ходит до Черемховска! Только три часа идет! И билет всего рубль тридцать!.. Я поеду!

— Ну что ж… — Пассажир, кажется, обрадовался за мальчика. — Так, наверно, и в самом деле правильно. Но смотри: отходит он в восемь вечера. Приедешь ты совсем поздно.

— А пароходом! Вообще неизвестно когда! Тут хоть точно.

— А денег на билет хватит?

— У меня же мелочи полный карман! Да еще бумажный рубль где-то. Вот он!

— А что будешь делать до вечера? Развлечений никаких, место незнакомое…

— Ну и хорошо, что незнакомое. Поброжу вокруг. Может, никогда бы в жизни в эту Веху не попал, а тут… интересно же. Я люблю новые места.

Пассажир сам купил мальчику билет. Постучал в окошко, сказал сонной девице:

— Один до Черемховска, пожалуйста. Позвольте, а почему рубль шестьдесят, когда в прейскуранте рубль тридцать? Какая еще предварительная продажа, если…

— Да ладно, — быстрым шепотом перебил его мальчик. — Пусть. — Он боялся остаться без билета.

— Ну и порядки, — проворчал Пассажир.

Мальчик сунул билет в нагрудный карман рубашки.

— Спасибо.

2

Спешить было некуда. Недалеко от автостанц ии они увидели столовую — такую же квадратно-стеклянную, как парикмахерс кая, но открытую. Пообедали в пустом зале. Неторопливо и сытно. Когда вышли, мальчик сказал:

— Ну и Веха! Как на забытой планете… Да понятно, люди в поле.

Он заметно повеселел. Дурашливо поглаживая живот, остановился перед зеркальным стеклом. И вдруг опять свел брови.

Пассажир как-то по-мальчишечьи, с подковыркой, проговорил:

— А спорим, знаю, о чем думаешь! Только не обижайся, что лезу в мысли.

Мальчик вопросительно обернулся.

— Ты думаешь: «А взял бы меня Командор?»

Мальчик опустил глаза, слегка набычился.

Пассажир мягко сказал:

— Тебе незачем было бы уходить с ним. У тебя… Ну, пусть не все ладно в жизни, но дом все-таки есть. Никто тебя не прогонял, а наоборот, ждут. Не правда ли?

Мальчик ответил нехотя:

— Не в этом дело. Я же не койво.

— Ну, тут-то как раз… Вспомни, как ты меня лечил. И кстати, спина до сих пор не болит.

— Подумаешь! Это многие умеют. Тут никаких чудес.

— Я не о том. — Пассажир легонько подтолкнул мальчика, и они пошли в сторону пристани. — Я про умение чувствовать чужую боль. Ты ведь не просто меня вылечил, ты сперва почуял, что мне больно. Без моих жалоб, сам. Это дано далеко не каждому. И в этом твое преимущество перед Галькой.

— Преимущество?

— Да. Он был честный и смелый, но…

— Он в тыщу раз смелее, чем я, — перебил мальчик.

— Возможно. Но твоей струнки у него не было. Он чувствовал лишь свою боль, свою обиду… Может быть, в этом была его вина перед городом. Не исключено, что он понял эту вину в конце концов, поэтому и ушел насовсем.

Мальчик долго шагал молча. Держал перед собой на ладони монетку. Иногда подбрасывал.

— Не… это неправда, — наконец сказал он.

— Что — неправда?