Выстрел (сборник)

Она сидела на краю кровати в черном бархатном платье с высоким лифом, подчеркивающим ее длинную, тонкую шею. Женщина никак не отреагировала на шум шагов и продолжала смотреть в пол. Она была бледна, глаза впали, губы посинели и высохли, кожа, когда-то такая нежная и бархатистая, пожелтела. В изменившихся чертах ее лица читалось глубокое уныние.

Франсуа позвал ее срывающимся от волнения голосом:

— Мадлен! Мадлен!

Подняв голову, она посмотрела на Франсуа Горме ничего не выражающим взглядом, свойственным всем больным, которые страдают меланхолическим помешательством. Франсуа запер дверь второй комнаты, чтобы им нечего было опасаться, подошел к помешанной, взял ее за руку и очень тихо произнес:

— Мы одни. Вы можете отдохнуть и на время перестать притворяться. Надзирателям я приказал уйти. Маньяба нет в Сен-Клоде.

Высвободив руку, она подошла к окну. Окинув сад быстрым взглядом, она повернулась к Франсуа и с невыразимой тоской проговорила:

— Это ужасно, ужасно! Мне кажется, я действительно схожу с ума!

Опустившись на кровать, она закрыла голову руками и заплакала. Мертвая тишина палаты нарушалась только ее рыданиями. Потом вдруг в порыве неистовой страсти она бросилась на шею Франсуа и прижала его к своей груди. Заметив, что он не отвечает на ее ласки, она испуганно воззрилась на него:

— О чем ты думаешь?

— Я думаю о том, что ты самым недостойным образом обманула меня. Ты издевалась над моей любовью, над моим счастьем и моей жизнью! Ты презренное существо…

— Боже мой! Боже мой! Что ты такое говоришь? Что я сделала? Скажи, Франсуа, не скрывай от меня ничего. Как ты можешь сомневаться в моих чувствах? Моя пытка ужаснее смерти! Не из одного только страха перед судом я притворяюсь помешанной. Я хочу спасти тебя, слышишь? Я хочу избавить тебя от допросов и не допустить того, чтобы тебя заподозрили.

Он не поверил ни одному ее слову. Жестокая ухмылка не сходила с его губ.

— Отвечай мне, — потребовал Франсуа, — ты была любовницей Томаса Луара?

— Кто тебе такое сказал?

— Дампьер. Он показал мне письмо. Томас Луар назначил тебе свидание в тот же день, что и я.

— Ах, письмо, что нашли у моего мужа… — произнесла она, потупив голову. — Я знаю об этом письме, но судебный следователь должен был сказать тебе, что я его не получала. Если бы письмо Томаса Луара до меня дошло, мой муж ничего бы не заподозрил. И этого гнусного преступления не произошло бы.

— Ты даже собираешься оправдываться!..

— Нет. Томас Луар писал мне, но он никогда не был моим любовником.

— Зачем лгать? Я тебя презираю!

Мадлен ответила не сразу: волнение не давало ей говорить. Она продолжала смотреть на доктора с испугом. В ее глаза читался страх, что ее возненавидели и бросили. Наконец она заговорила:

— Я должна объяснить тебе, как узнала, что этот человек назначил мне свидание. Когда я вышла в назначенный час, чтобы встретиться с тобой у оранжереи, то увидела Томаса Луара. Он перепрыгнул в сад через ограду и загородил мне дорогу. Я хотела пройти мимо, но он спросил: «Разве вы не получили моего письма? Разве вы пришли сюда не затем, чтобы увидеться со мной?» — «Не понимаю, о чем вы», — ответила я. «Стало быть, мое письмо попало в руки вашего мужа». Я велела ему уйти. Этот человек не имел на меня никаких прав. Кроме того, он знал, что я принадлежу вам. Однажды он открыл тайну, связывающую нас… В ту ночь я видела, как он ушел. Опасаясь, что мой муж застанет нас с вами вместе, я вернулась домой. Не заметив меня, вы пришли на место встречи. Я не успела предупредить вас об угрожавшей нам ужасной опасности. Мой муж неожиданно вернулся. Страшная сцена, последовавшая затем, вам известна. Ночью, когда мы с Сюзанной Бридель остались одни, я, рискуя быть замеченной, прошла в гостиную, где лежало тело того, кого вы убили. Я пришла туда за письмом Томаса Луара, потому как предвидела, что оно превратится в улику против бедного Томаса, виновного только в своей любви ко мне, но судебный следователь опередил меня. Я пришла слишком поздно. Письмо исчезло.

— Зачем этот человек вам писал? Вы попытались уничтожить письмо, потому что побоялись, что я узнаю вашу тайну! Дело вовсе не в сострадании к ни в чем не повинному человеку!

— Он любил меня, говорю вам. Разве я как-то могла этому помешать?

— Он писал вам не в первый раз — это видно из письма.

— Клянусь вам, он не был моим любовником.

— Как я могу вам поверить?

— Однако это правда.

— Защищайтесь же. Вы, без сомнения, поощряли эту страсть.