Выстрел (сборник)

Маньяба не унывал. Он прибегнул к гашишу. Мадлен усыпили. У нее начался бред, галлюцинации, но она владела собой, несмотря на беспорядок, который гашиш вносил в ее разум. Галлюцинации не имели никакого отношения к ее мыслям, тайным страстям, опасениям, а между тем доктор принял все предосторожности. Он грубо напоминал женщине об убийстве ее мужа, надеясь таким образом сохранить над ней власть, усыпив ее в то время, когда ее ум был еще взволнован этими образами. Но опять сила воли Мадлен и ее недоверчивость одержали верх над хитростью доктора.

Эта странная и драматическая борьба все не заканчивалась. Маньяба производил свои опыты с жестокостью, даже гневом. Судья несколько раз вызывал обоих докторов и просил их составить доклады. И каждый раз старый ученый вынужден был признавать, что знает столько же, сколько и в первый день. В Сен-Клоде говорили:

— Может быть, эта женщина действительно помешана, в таком случае зачем же ее мучить? От нее нельзя ждать никаких разъяснений. Если бы она была не помешана, каким образом ей удавалось бы дурачить такого опытного доктора, как Маньяба? Он давно должен был составить мнение…

Маньяба знал об этих слухах, передаваемых ему друзьями. Это увеличивало его желание как можно скорее покончить с затянувшейся историей. Если бы он слушался самого себя, он давно бы без малейшей нерешительности подверг Мадлен самым жестоким пыткам, но присутствие Франсуа останавливало его.

После опиума и гашиша прибегли к эфиру. У Мадлен начались галлюцинации. Она не могла сдержаться и говорила довольно много. Но, несмотря на искусные вопросы доктора об ее помешательстве и обстоятельствах смерти мужа, молодая женщина сохранила самообладание и не выдала своей тайны. Она бредила минут двадцать, но не сказала ни одного слова, которое могло бы скомпрометировать ее, не сделала ни одного намека, который выдал бы отношения, существовавшие между ней и Франсуа.

Бывали случаи, когда эфир не производил желаемого действия на помешанных, — случаи, известные Маньяба, — вот почему бесполезность этого последнего опыта внушила ему сомнения. Мадлен, сама того не зная, перешла все границы. Вот что случилось. Искусственное возбуждение, производимое эфиром, должно было вызвать бред, во время которого женщина могла проговориться о том, что ее волнует. Но ее слова не относились ни к смерти Гонсолена, ни к драматическим обстоятельствам, которые предшествовали преступлению или последовали за ним. Она останавливалась на тысяче мелочей, которые не представляли для доктора ни малейшего интереса.

— Я убежден, что госпожа Гонсолен скоро выдаст себя… — сказал как-то Маньяба в разговоре с Франсуа.

— Почему?

— Она крайне слаба и не выдержит испытаний раскаленным железом.

— О! — воскликнул Франсуа в приступе гнева. — Прежде чем вы дойдете до этого…

— Что с вами? Отчего вы рассердились? Разве участь этой помешанной так трогает вас?.. — спросил оторопевший Маньяба.

— Нет, — оторопев, ответил Франсуа, — я совершенно равнодушен к участи госпожи Гонсолен.

— Тогда я не понимаю.

— Я хотел сказать, что, прежде чем вы дойдете до этого, вам следует вспомнить о чести нас обоих, о чести медицины вообще…

Маньяба сухо возразил:

— Хорошо. Я знаю ваше мнение на этот счет. Если вы хотите, мы поговорим о другом.

— Итак, вы не передумаете?

— Раскаленное железо, прижигание — я испробую все.

Франсуа молча покинул комнату. Маньяба посмотрел ему в след и пробормотал:

— Странно, что это с ним?

Он задумался. В последовавшие за этим дни Маньяба не давал Мадлен ни минуты покоя. После опиума, гашиша и эфира он употребил хлороформ, который подействовал точно так же, как и эфир. Зато Маньяба сделал новое наблюдение, подтвердившее первое. Он был настолько сведущ в медицине, что не основывал своего мнения только на том, что́ Мадлен говорила во время действия хлороформа. Он хотел не добиться признания, а вызвать физическое состояние, характерное для здорового человека.

XXI

Сюзанна со смертельной тоской следила за этим странным делом. Она интересовалась всеми подробностями следствия и результатами испытаний, которым подвергали госпожу Гонсолен. Однажды, когда старик, смеясь, сделал ей замечание на этот счет, она ответила:

— В этом не должно быть ничего удивительного для вас. Ведь я невеста Дампьера. А это первое важное следствие, порученное ему. Я должна радоваться его удаче или по крайней мере принимать участие во всем, что касается его.

— Милое дитя, как ты можешь считать себя невестой Дампьера, когда он еще не просил твоей руки официально?

— Он не замедлит это сделать. Вы позволили ему ухаживать за мной, и теперь этот брак вам неприятен?

— Дампьер — человек честный, благородный. Он сделает тебя счастливой, я не сомневаюсь в этом. Но ты знаешь, что у меня нет намерения влиять на твою волю. Ты выбрала судебного следователя. Тем лучше.