Выстрел (сборник)

— Не плачь… я дам тебе цветов… ты выберешь, какие хочешь… Возьми весь золотоцвет, если желаешь… Я не хочу огорчать тебя… только не плачь… Я их вытрясу, прежде чем тебе дам, потому что там, быть может, спряталась жаба, и ты испугаешься, не правда ли?.. Но она не злая… она не причинит тебе вреда… останься возле меня… Когда она увидит, что ты мой друг, она уйдет… Не плачь, у тебя будут цветы.

Слушая этот обожаемый голос, который вдруг стал нежным и напомнил ему о прежних часах счастья, Франсуа почувствовал, что у него захватывает дух, и, обессиленный, повалился на пол.

— Боже мой, боже мой, если бы я мог умереть… — твердил он.

Мадлен встала на колени возле него, взяла его за руки, все еще напевая ту песню, которая осталась у нее в памяти. Через минуту он сделал над собой усилие, встал, обнял руками шею любовницы и в последний раз страстно, отчаянно обратился к ней:

— Мадлен, узнай меня, я Франсуа, тот, кого ты любишь…

Помешанная легла на кровать и забылась тяжелым сном. Вне себя от ужаса, доктор убежал. Он обезумел до такой степени, что не увидел двух человек, которые следовали за ним до самых дверей больницы. Это были Дампьер и Маньяба. Они присутствовали при этой сцене и слышали все.

XXIV

Прежде всего Франсуа подумал о самоубийстве. Он не мог пережить свою возлюбленную, а Мадлен помешалась и теперь была все равно что мертвая. Удерживала его только мысль о сестре, которую он желал увидеть, и об отце, которого всеми силами хотел избавить от стыда. Он обещал Сюзанне, что его самоубийство, если оно окажется нужным, будет походить на несчастный случай.

Когда Горме вернулся домой, все спали. Он тоже постарался заснуть, но перед глазами у Франсуа проходила вся его жизнь. Странное дело! В этом хаосе воспоминаний его любовь к Мадлен занимала ничтожное место. Он помнил главное: свое детство и молодость, честное и суровое лицо отца, внушавшего ему понятие о чести и долге. Потом образ Сюзанны с бледным лицом, с глазами, впалыми от бессонных ночей и слез, голубыми, как незабудки, носился перед ним. Наконец он заснул в кресле — сном нервным, прерываемым судорогами и кошмарами.

Утром пришел Дампьер. Он спросил у Сюзанны о Франсуа. Она ответила, что он выезжал ночью, вероятно, его позвали к больному, вернулся очень поздно и не выходил еще из своей комнаты. Сюзанна не могла знать, что случилось в больнице, но ее волновало смутное беспокойство: ей было известно о намерении брата бежать, и она надеялась, что начинающийся день не застанет его уже в Сен-Клоде. Приход судебного следователя испугал ее. Дампьер был бледен как смерть.

— Я должен поговорить с вами, — сказал он дрожащим голосом, которому напрасно старался придать твердость.

Она сделала ему знак, что слушает. Он глухо продолжал:

— Сюзанна, вы обманули меня, обманули недостойным образом. Вы никогда не любили меня, никогда.

Она сделала движение, как будто просила у него прощения, но он понял ее превратно.

— Не отпирайтесь, я знаю обо всем: и о гнусной комедии, которую вы играете уже несколько недель, пытаясь обмануть меня, и о преступлении вашего брата. У меня больше доказательств, чем нужно, для того, чтобы уличить его.

— Мадлен выдала его? — с трепетом в голосе спросила Сюзанна.

— Она не успела…

— Умерла?..

— Нет. Судьба наказала ее иначе: она сошла с ума.

— Сошла с ума! Ах! Это ужасно!..

— Вчера ваш брат упал в обморок, присутствуя при опыте Маньяба над госпожой Гонсолен, а она в припадке ярости бросилась на доктора, забыв на секунду и о своем притворном помешательстве, и об осторожности. Нынешней ночью, предвидя, что ваш брат совершит попытку освободить ее из больницы, мы с Маньяба спрятались там и наблюдали душераздирающую сцену между вашим братом и госпожой Гонсолен. Она теперь действительно помешалась: боязнь выдать себя, слабость, долгие месяцы страданий свели ее с ума.

Дампьер не сдержался и стал осыпать Сюзанну упреками. Девушка потупила голову, щеки ее пылали, глаза сверкали лихорадочным блеском.