Выстрел Собянской княжны

— Ну, знаете, доктор Гейкинг! — взъерепенился Костя, чувствуя, что его вот-вот выставят с позором, точно гимназиста. — Я хотел, так сказать, по-свойски, без чинов и званий! Хотел, не прибегая, так сказать!.. Но вижу, что не получится! Я имею поручение от лица станового пристава Леопольда Евграфовича Станевича навестить доставленного вчера к вам раненого инженера Лейхфельда, осведомиться лично о состоянии его здоровья и, если оно позволяет, уточнить некоторые обстоятельства вчерашнего дела, которое представляется нам нынче вовсе не так однозначно, как прежде! И впредь мне велено навещать упомянутую особу ежедневно, а в случае надобности и по нескольку раз на дню! Между тем у вас на дому, доктор, уже третий месяц проживает племянница из Саратова безо всякой регистрации! Вы уж ей напомните, потому как она может быть в двадцать четыре часа выдворена из столицы за нарушение предписанных обер-полицмейстером Санкт-Петербурга правил пребывания! Раздел четвертый уложения, глава двадцать седьмая, пункт пятый!

Доктор Гейкинг внимательно, с затаенной обидой посмотрел на молодого человека сквозь круглые маленькие очечки без оправы, сокрушенно развел руками:

— Что ж… Раз так… Халат только наденьте, господин Кричевский. Возьмите в ординаторской, за дверью. В вашей полицейской части, очевидно, левая рука не ведает, что делает правая! Господин Розенберг, ваш начальник, битый час уже сидит у постели раненого! Они, кажется, в приятельских отношениях? И еще один господин, Грешнер, кажется, там же, с ними. Не много ли для тяжелораненого, как вы полагаете?

Озадаченный известием о том, что сам Михаил Розенберг здесь и дружен с раненым, Костя несколько оробел, но отступать было поздно. Накинув халат, он приблизился к белой, неплотно прикрытой двери, за которой гудел знакомый ему самоуверенный баритон.

— А знаете, — шепнул Константин доктору Гейкингу неотступно его сопровождавшему, — вы, пожалуй, правы. Я тут подожду, пока они закончат, а потом осведомлюсь о состоянии здоровья…

— Да чего вы будете осведомляться! — пожал плечами маленький Гейкинг. — Вот вам скорбный лист за сегодня, на двери висит! Абсцесса в поврежденных тканях, слава Богу, нет, состояние стабилизировалось… Его лихорадит, пульс с утра сто двадцать шесть ударов, слабость… Слабый он, много крови потерял! Вот если б мы умели у другого человека кровь взять, а раненому влить!

— Ну, доктор, вы скажете! — усмехнулся Костя. — Кто ж свою кровь захочет отдать?! Так захочется вам и руку оторванную пришить, и голову! А злоумышлений сколько на сией почве может проистекать?

Доктор Гейкинг взглянул на молодого полицейского презрительно, махнул рукой и быстро ушел по своим дежурным делам. Оставшись в коридоре один, Костя осторожно приблизился к заветной двери и навострил уши.

— А я тебе давно говорил, что она змея! — бурно шумел за дверью знакомый зычный голос Розенберга. — Тебе следовало давно с нею порвать! Я тебе еще осенью это сказал, едва только ее впервые увидел! Женщина с такими глазами, с таким темным прошлым! Евгений! Какой ты неразумный! Я уже давно ожидал чего-либо подобного! Ты должен был меня послушаться, а не жить выдуманными ею фантазиями! Она тебя опоила, должно быть!

Раненый что-то отвечал еле слышно, но Розенберг даже не потрудился его выслушать. Он принадлежал к тем людям, которые полагают, что слушать других — только время понапрасну терять.

— Даже не надейся! Ты человек слабовольный, легко подпадающий под влияние подобных особ! Лежи спокойно, выздоравливай и ни в коем случае не допускай ее до себя! Она уж найдет способ на тебя воздействовать! Я не удивлюсь, если в коридоре уже дожидается кто-нибудь, ею подосланный!

Раненый снова что-то возразил, и Розенберг повысил голос.