Выстрел в чепчик

Пока мы сплетничаем взахлеб, Пупсу только и остается, что шляпки дырявить. Готова поклясться, что он чокнулся и на такое дело пошел.

— Почему ты так думаешь?

— Он сам только что мне признался. И Тосю огрел он. Я спрашивала у его секретарши, он как раз в это время свой кабинет покидал и целый час отсутствовал.

И вообще, с Пупсом тут очень темное дело, но пока я ничего тебе сказать не могу. Ограничься пока только этой информацией.

— Мама, ты невозможная! Как могу я ограничиться после всего, что ты мне сегодня наговорила? Ты бы смогла?

— Я — вряд ли, но ты же совсем другое дело. Ты у нас не женщина — кремень, так что ограничься.

— Ну ладно, — смирилась польщенная Тамарка. — Если ненадолго — смирюсь.

Уж очень ей хотелось выглядеть сильной, а, спрашивается, зачем? Но с другой стороны, уже утомила сказочка про женскую силу, которая в слабости. Это то же самое, что сказать: в покорности сила раба. Попробуйте, догадайтесь, кому выгодна такая формулировка — рабовладельцу или рабу? Думаю, это будет несложно, поскольку ответ очевиден. То же и с женской силой, которая якобы в слабости. В слабости ничего нет, кроме слабости, а сила — это только сила, если мы о ней речь ведем.

Как бы там ни было, Тамарка успокоилась и смирилась. Я же, едва отделалась от нее, тут же позвонила Розе, поскольку всей душой стремилась на волю.

— Роза, — сказала я, — звони мне на мобильный, как только Пупс заявится домой. Он уже вышел, значит, скоро будет.

— Если не завернет куда-нибудь опять, — горько вздохнула Роза.

Я вспомнила, как Пупс заверял меня в том, что уже почти вылечился, и сказала:

— Не завернет, к тому же сегодня такой день, ты лежишь в постели с легким сотрясением мозга. Такое не часто бывает, так что, думаю, он придет.

— Надеюсь, — еще горше вздыхая, ответила Роза.

— Смотри, не забудь мою просьбу. Как только явится, сразу звони.

— Хорошо, — пообещала Роза.

После этого я уселась за рабочий стол Пупса придумывать причину, по которой оказалась закрыта в его кабинете. Должна же я выдвинуть Пупсу хоть какую-то версию своего пребывания здесь!

Думала старательно. Ничего умного, вынуждена признать, в голову не шло. Все мысли не те. Никакой оригинальности. Иной раз так удачно соврешь, аж душа радуется, а тут — ну заклинило. Только и крутится в мозгах: «Полезла под стол, а тут ты пришел».

Зачем полезла под стол? И почему, когда он пришел, я оказалась в шкафу?

Долго я мучилась, благо времени свободного завались. И даже нащупала кое-какую приличную мыслишку, но в это время зазвонил мобильный.

«Как далеко шагнул прогресс, — раздражаясь, подумала я. — Раньше волком выла бы в пустом кабинете, а теперь ну просто соскучиться не дают».

Звонила Маруся. Приличная мыслишка, конечно же, сразу покинула мою голову, зато Маруся здорово развлекла. Вопила эта несчастная не своим голосом.

— Старушка! Старушка! — вопила она. — Я его задержала! Я прямо вся его задержала! Епэрэсэтэ!

— Кого? — изумилась я.

— Да Пупса же! Ты же прямо вся меня просила! И я изловила его, хоть и отчаянно сопротивлялся Пупс.

Пришлось силу применить!

Услышав о Марусиной силе, я запаниковала. Пупс такой субтильный, эта слониха может запросто ему что-нибудь поломать, что-нибудь очень нужное.

— Где Пупс? — в смятении закричала я.

— В чулане сидит! — торжествуя, сообщила Маруся. — Ха-ха, старушка, он прямо весь там и сидит! Я его перехитрила!

«Круг замкнулся, — подумала я. — Пупс в Марусином чулане, я в его кабинете».

— Маруся, — простонала я. — Отпусти несчастного Пупса. Пускай он скорей едет к своей Розе.

— Как это — отпусти?! — возмутилась Маруся. — Целый час ловила его, а теперь — отпусти?

— Какой час, Маруся? Любишь ты преувеличивать.

Час назад я лично разговаривала с Пупсом.

— Ну, может, и не час, разве в этом дело? Требуешь от меня невозможного.

— Марусенька, зайчик, отпусти Пупса, — взмолилась я.

— Нет уж, старушка, приезжай и прямо вся сама отпускай его. У меня рука не поднимется, к тому же я потерпела от него. Он так, подлец, сопротивлялся, будто я не в чулане его просила посидеть, а в крокодиловой яме. А когда услышал, что сидеть придется недолго, всего лишь до твоего прихода, и вовсе взбесился. Наварил-таки мне фингал. Мерзавец! Ты слышишь, старушка, повадился фингалы прямо всем варить — Розе наварил, мне наварил… Нет, старушка, приезжай, пускай и тебе наварит.

Я пришла в ужас.

— Бог ты мой, постыдись, Маруся, что движет тобой. Какие-то фингалы…

— Не какие-то, а мои, то есть мой. И как я его получила? Ловила старалась Пупса, а ты прямо вся теперь обижаешь меня — говоришь: отпусти. Я прямо вся тебя не понимаю.

— Марусенька, да, ты поймала его, умница, а теперь отпусти.

— И это вся благодарность?

— Нет, не вся, остальная благодарность впереди, Марусенька. А пока только устная, спасибо тебе, клянусь, я тебе очень признательна, ценю твою ловкость, а теперь отпусти человека. Он устал, весь день работал, пускай идет домой. Да что там у тебя за стук?

— Да это же Пупс назад просится!

— Надеюсь, ты его не связала?

— А это мысль! — обрадовалась Маруся. — Можно и кляп вставить.