— Вы не знаете, где найти то, что вас интересует, — отметил Брунетти, протягивая в его сторону ладонь, — а я не знаю, что было в тех грузовиках, — он поместил рядом с первой ладонью вторую и покачал ими, словно чашами весов, вверх-вниз.
Гуарино наградил его спокойным взглядом.
— Мне не разрешено обсуждать это с вами, — сообщил он.
Воодушевившись его честностью, Брунетти решил сменить тему.
— А с его родными вы разговаривали?
— Нет. Жена совершенно разбита горем. Парень, который с ней разговаривал, вполне уверен, что она не притворяется. Она понятия не имела о делах мужа, так же, как и сын и дочь — она вообще дома появляется два-три раза в год. — Дав Брунетти возможность переварить информацию, он добавил: — Ранцато и сам говорил мне, что держит все от родных в секрете. И я ему поверил. Я и сейчас в это верю.
— Когда вы с ним говорили? В последний раз, я имею в виду.
— За день до его смерти, — прямо посмотрел на него майор. — До убийства.
— И?
— И он сказал, что выходит из игры. Что уже достаточно всего нам сообщил и больше не желает этим заниматься.
— Судя по тому, что сказали мне вы, — тихо заметил Брунетти, — не так-то уж много он вам и сообщил. — Гуарино притворился глухим, и Брунетти решил подколоть его еще разок: — Как и вы — не так уж и много я от вас узнал.
И вновь майор проигнорировал его слова.
— Как по-вашему, он в тот день нервничал? — задал новый вопрос Брунетти.
— Не больше обычного, — спокойно ответил Гуарино. — Он вообще храбростью не отличался, — нехотя добавил он.
— Мало кто из нас может этим похвастаться, — заметил Брунетти.
Майор взглянул на него и пожал плечами:
— Ничего по этому поводу сказать не могу. Ранцато точно был скорее робкого десятка.
— Да, собственно, и с чего бы ему быть храбрым? — обиделся за покойного принципиальный Брунетти. — У него же в голове была полная каша: начал с подделки документов, потом вынужденно занялся нелегальными перевозками, за что его сцапала финансовая гвардия и передала карабинерии, — а уж вы-то попросту толкнули его на опасную дорожку. Тут уж храбрись не храбрись — все равно будешь пешкой в чужой игре.
— Вы, похоже, здорово к нему прониклись, — сказал Гуарино, и в его устах это прозвучало как обвинение.
На этот раз пришел черед Брунетти пожать плечами и промолчать.
4
Раздосадованный молчаливым осуждением Брунетти, Гуарино снова заговорил:
— Я же вам уже сказал — мне запретили сообщать вам какие бы то ни было сведения, касающиеся перевозимого груза, — сказал он резко.
Брунетти с трудом удержался от едкого замечания и демонстративно стал смотреть в окно. Какое-то время в кабинете царила тишина. Гуарино даже не пытался ее нарушить.
Брунетти мысленно проиграл в голове весь их разговор с самого начала, и понял, что он ему совершенно не понравился.
Они все так же молчали. Казалось, Гуарино тишина совершенно не смущает. Наконец, когда пауза, по мнению Брунетти, затянулась до неприличия, он убрал ноги с ящика и через стол перегнулся к собеседнику.
— Скажите, Филиппо, вам часто приходится иметь дело с тупыми людьми? — поинтересовался Брунетти.
— Тупыми?
— Ну да, тупыми. Которые туго соображают.
Гуарино чуть ли не против собственного желания уставился на Брунетти, который, одарив его вежливой улыбкой, вновь перевел взгляд на окно.
— Вообще-то частенько, — наконец ответил майор.
— Наверное, со временем это даже входит в привычку, — благожелательно, хоть и без намека на улыбку, заметил Брунетти.
— Что — ощущение, что все вокруг идиоты?
— Ну да, что-то в этом духе. Ну или то, что все ведут себя как идиоты.
Гуарино задумался:
— Понятно. Я вас обидел, да?
Брунетти приподнял брови и неопределенно взмахнул рукой.
— Точно, обидел, — понял Гуарино и снова умолк.
Мужчины посидели в полной тишине еще несколько минут.
— Знаете, — прервал наконец молчание Гуарино, — я ведь правда работаю на Патту. Ну, на своего Патту, — добавил он, когда Брунетти проигнорировал его слова. — Он категорически запретил мне рассказывать кому бы то ни было о том, чем мы занимаемся.
Для самого Брунетти отсутствие полномочий никогда не было серьезной помехой в работе.
— Ну, тогда можете идти, — дружелюбно посоветовал он.
— Что?
— Можете идти, — повторил Брунетти, вежливо махнув в сторону двери. — А я вернусь к своим делам. В которые, по чисто бюрократическим причинам, уже озвученным мною, убийство синьора Ранцато никак не входит.
Гуарино не сдвинулся с места.
— Я с большим интересом вас выслушал, но поймите — у меня нет никаких сведений, которыми я мог бы с вами поделиться. Да я и не вижу причин помогать вам в поисках, что бы вы там ни искали.
Пожалуй, влепи сейчас Брунетти Гуарино пощечину, тот и то меньше поразился бы. И меньше обиделся. Он начал было подниматься на ноги, но опять плюхнулся в кресло и уставился на Брунетти. Лицо Гуарино залила краска — то ли от унижения, то ли от ярости: Брунетти этого не знал и знать не хотел.
— Может, у нас найдется какой-нибудь общий знакомый, с которым я поговорю, и вы ему потом позвоните? — наконец выдавил из себя Гуарино.
— Животное, растение или минерал? — спросил в ответ Брунетти.