Читаем Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели полностью

— Допустим, что она ждет, ждет, а он все не появляется. Когда определится, что у нее уже нет надежды встретить его?

— Не знаю, это таинство. Что-то вдруг созреет и, как почка, лопнет, и раскроется одновременно во всем мире и в ней.

Мы помолчали, прислушиваясь к стрекоту цикад. Варлам вздохнул.

— Да-а, так и не встретились Маруся и Ладо в новом, светлом мире… А что ты хочешь увидеть в старом Тифлисе, сынок?

— Я хочу посмотреть на Тифлис последних лет прошлого века. Ладо ведь перебрался туда в 1897 году?

— Да. Ладно, посмотрим старый Тифлис. А Джава тебя интересует?

— Разве вы бывали там в те годы?

— Конечно, ездил к Ладо в гости. И не раз. Тквиави находится у самой границы с южной Осетией, в десятке километров от города Цхинвали, а нынешнее курортное местечко Джава, расположенное в ущелье за Цхинвали, было при жизни Ладо маленьким горным селением. Я бывал в Джаве, но немногое смог узнать о Ладо, и мне в голову не пришло спросить о Джаве у Варлама.

— Вы для меня прямо клад, — сказал я. — Но разве в это время вы были не в Киеве?

— Меня зимой того года выгнали. Я дал пощечину профессору, который оскорбил моего товарища, еврея. Так рассказать про Джаву?

— Да.

— Над Ладо, как тебе известно, был установлен гласный надзор, то есть он должен был раз в месяц являться в соседнее село к приставу — я, мол, никуда не исчез. По-моему, гласный надзор приятнее негласного. Иди угадай, кто за тобой следит, выясняет, с кем ты видишься, подслушивает, о чем ты говоришь. Ладо много читал, собирал крестьян в укромных уголках. После тюрьмы он стал каким-то неистовым, твердил одно: вооруженное восстание — единственное, что может сделать людей свободными. Ладо начал работать писарем в Джаве, в канцелярии сельского старшины и лавочника Санакоева. Это устраивало всех — пристав считал, что Ладо будет под надежным присмотром, Захарий был доволен, что сын работает, получает жалование, Санакоев обрадовался грамотному помощнику, сам Ладо получил возможность вести работу с горцами-осетинами. В Джаве была старая церковь. Возле нее — канцелярия. А через речку — дом Санакоева, в первом этаже — лавка. Санакоев был славный дядька, они даже породнились с Ладо. Ладо крестил его дочку Ольгу. Она, по-моему, живет сейчас в Тбилиси… Приехал я как-то к Ладо, а Санакоев в тот день уехал и поручил лавку Ладо. Лихо он наторговал! Пришел крестьянин — оборванный, боязливый, с палкой в руке. Заглянул в лавку. Видел, ты, каким взглядом осматривает товары в универмаге человек без денег? Так и тот крестьянин: пошарил он глазами по полкам и даже без вздоха — к выходу. Ладо ему: — Обожди, обожди! Что тебе больше всего нужно? — Бязи хотелось бы, только… — Ладо взял у него палку, рулон бязи — на прилавок и отмерил палкой, будто аршином, изрядный отрез. — Возьми. Запомни, что я десять раз отмерил. Деньги будут, придешь с этой палкой к Санакоеву. Понял? — Понял, господин, понял, дай бог тебе долгих лет жизни! — Ушел, кланяясь. Я спросил у Ладо: — А если у него не будет денег? — Санакоев не разорится, — ответил.

— Глушь там была непроходимая. Что такое врач, и не слышали. Я хотел осмотреть больных детей, а они их спрятали, боялись показать. Одно они твердо усвоили — без взятки, без подношения к начальству не суйся. Как-то приплелся из дальней деревушки крестьянин за справкой. Ладо в два счета выправил документ. Крестьянин кланялся, кланялся, потом втащил в канцелярию овцу. Ладо погнал его вместе с овцой в три шеи. Крестьянин перепугался. — Господин, бедняк я, всего пять овец у меня. — Ладо его за дверь, он чуть не плачет и все пытается оставить овцу. Ладо схватил овцу и огрел ею бестолкового крестьянина. — Чтоб ты не смел взяток предлагать! Вон отсюда! — Выскочил крестьянин за дверь, сел со своей овцой у церкви и долго сидел там, все никак прийти в себя не мог, потом поднялся и заковылял домой. Овца побежала за ним, как собачонка… Я не узнавал Ладо, прежнее спокойствие он словно растерял, легко взрывался и даже кричал иногда, что на него совсем уж не похоже.

— И дома?

— Дома тоже. Примерно в то время и был срублен тополь.

— Какой тополь?

— Я же тебе рассказывал. Священный тополь, что рос возле их землянки. Нико и Маро решили обвенчаться. Ладо обрадовался, расцеловал обоих и позвал отца. — Поп, — сказал он, — передай свои полномочия Иико. Отныне глава семьи он, и мы все будем признавать только его! — Захарий посмотрел на Ладо, ничего не ответил и ушел в землянку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары