Выстрел в Опере

Дашину белокурую голову покрывала черная широкополая шляпа с огромным букетом искусственных фиалок. Торс сжимал шелковый, фиалкового цвета корсет, усмиривший живот и заставивший Дашину четырехразмерную грудь подскочить, точно только что взбитая перина. Ниже корсета, по Дашиному первоначальному плану, должны были поместиться «страшно прикольные» панталоны — ярко-розовые, расшитые зелеными ленточками, бантиками и ленточными розочками такого же колера.

Но, покрутившись пред зеркалом, певица сочла: розовые штаны до колен — смотрятся хоть и смешно, но слишком уж пуритански! Ничего покороче, включая исподнее, в начале века в продажу не запускали.

И Землепотрясная сделала «ход конем» — купила черные мужские брюки и, отрезав штанины, превратила их в мини-шорты.

Шорты органично дополнили лаковые штиблеты и смешные высокие мужские носки с подвязками и пояском под коленями (резинку для носков изобрести не успели). На руки дебютантка натянула ядовито-зеленые перчатки до локтя, выше локтя пристроила добытый браслет, шею увило все золото, какое имелось в наличии: цепь-змея, четыре мониста, два найденных у Кылыны колье…

(На взгляд Землепотрясной, она выглядела слегка скромновато — ни те блесток, ни те стразов. Но для начала канало и так.)

Тем паче, это и воистину было только начало!

Добравшись до «груди», Лелик перешел на быстрый темп, истерично застучал по клавиатуре, и, закончив «прелюдию», Даша стремительно описала голой ногой дугу через венскую спинку.

Извергая в ритме полового акта:

Огонь любви…

— оказалась сидящей на стуле, зазывно расставив ноги:

Нас ждет с тобою!

Отбросила шляпу.

Не уходи!

— выгнулась эротической дугой.

Не уходи!

— опала, сломавшись пополам. И, тряхнув рассыпавшимися белыми волосами до пояса, двинулась в сторону тройного оргазма, непрерывно посылая «приветы» Мадонне, Бритни Спирс и Дженнифер Лопес.

Мадам Шленская схватила ртом ставшую вдруг удушливой атмосферу и плюхнулась в кресло.

Ее версия рушилась на глазах!

Разве что Дашин любовник выманил ее речами о любви и свободе из крутого парижского кафе-шантана.

Закончив номер страстным совокупленьем со стулом, Чуб «колесом» выкатилась за кулисы и замерла, ожидая аплодисментов.

Хлопков не было.

Занервничав, Землепотрясная высунула голову из-за штор, запенила безмолвствующих зрителей и со свойственным ей оптимизмом решила: молчание — и есть лучшее признание, а лучшее, что она может сделать: ковать железо, пока Мадам проглотила язык.

— Значит так, — проследовав на авансцену, Даша уперлась руками в бока. — Мне нужна личная гримерка. В смысле — комната для переодевания. У входа афиша с моим портретом. Я выступаю с отдельным номером. Девочки на подтанцовках.

— А? — выдохнула ошалелая Шленская.

— В смысле вокруг меня пляшут. И никаких клиентов во-още! Разве что, — Даша вздохнула, — с тем, губастеньким, я бы пошла. У него точно нет сифилиса?

— Что? — выпучила водянистые глаза Мадам.

— ОК, об этом потом, — сказала певица. — Когда начинать? Я могу хоть сегодня!

— Сколько ты просишь? — клацнула хозяйка. Зуб Мадам не попадал на зуб.

Но тут Даша не знала, что отвечать.

Она понятия не имела, сколько берут нынешние стоящие звезды: десять рублей или десять тысяч? И не хотелось показаться дешевкой или, того хуже, отпугнуть и без того зашуганную ею Мадам высокой ценой.

— О гонораре поговорим после первого выступления, — выкрутилась Чуб («спрошу у Машки, сколько просить!»). — Успеете нарисовать афишу до вечера?

— А на афише-то что запечатлеть? Как тебя звать-величать, красота? — воскрес Лелик Брехов.

Его бледные глаза проснулись, и в них Чуб прочла любопытство и еще что-то — трудноопределимое.

— Изида. — Имя рыженькой «дочечки» было первым, что пришло Даше в голову. — Зовите меня просто Изида. Для близких — Пуфик.

* * *

— Нет, мне просто интересно, кто-нибудь когда-нибудь видел Лелика Брехова трезвым?

Чуб агрессивно усовершенствовала пудрой свой нос.

— Не-а. — Ее визави, Полинька по кличке Котик, потратила на предварительные размышления не меньше минуты. Она была честною барышней. — Но Лелик — племянник мадам Шленской, она его любит и никогда не прогонит. А тебя Мадам жуть как не любит. Так все наши барышни говорят.

— Знаю. Я же звезда. Звезд никто не любит, — спокойно сказала Даша.

— Я отродясь такого не видывала, — зашептала Полинька. — Ты всего неделю у нас. А все о тебе одной говорят! Все на Киеве. Я утром в кондитерскую к «Жоржу» ходила. Так продавщица о тебе меня спрашивала. Правду ли пишут, что у Изиды совсем голые ноги? Или это трындеж?

С некоторых пор Полинька охотно щеголяла «японскими» словами.

— Прикол, да и только. Я считаюсь примой только потому, что единственная на самом деле не стесняюсь показывать ноги! — прыснула Землепотрясная.

— И ты ну ни чуточки не боишься?

— А чего мне бояться? — удивилась Чуб. — У меня красивые ноги.