Выстрел в Орлиной Гриве

- Из молодых-от кто? - стала прикидывать старуха. - Главдя-сиделица? С зюзюкалой связалась. Именито его и слышать не хочу! Федотовы. Сестрицы. Да Вовка, Верки Федотовой сын. Так ему еще и шашнадцати нет. За прогоном бабка Калерия. Она с печки не встает. Я ей поесть когда сготовлю, она и сыта неделю. А остальные навроде старой Кавалерии, - она хихикнула. - Это я так старуху зову. Шучу над старухой.

Игорь Васильевич улыбнулся, подумал: "Какая же старая должна быть эта бабка Калерия, если Надежда Григорьевна по сравнению с ней себя молодой считает!"

- Но родные-то, наверное, есть у каждого? Ездит кто из города? спросил он. - Да ведь и Луга под боком.

- В Луге-от есть наши. Пустили там корешки. Так они сюда носа не кажут. Городскими себя считают. И в Питере наши живут. Как же, там родня есть! Да ведь редко ездют. Уж рази что летом. Зимой-то не ездют. У бабки Калерии сынок инженер. И сам уж лет пять не является, да хоть бы к празднику пятерку прислал матери. Тю-тю! Не то что мой.

- А ведь у вас такие леса вокруг! - сказал Корнилов. - Грибов, ягод, наверное, тьма. И дичь! Охотники-то приезжают?

- Не приезжают, милой. Разве что к егерю. А у нас во Владычкине Вовка Федотов один палит по воронам. Отцова берданка ему досталась, вот и палит.

- Выходит, что не густо у вас с населением, - улыбнулся Корнилов. - И родственники про Владычкино позабыли. От станции далековато.

Старуха помолчала.

- Ну а егерь с лесником, наверное, бирюками живут? Попробуй-ка до них добраться?

- А чего до них добираться? - удивилась старуха. - Не велик и крюк. Версты на две подале нас. Егерь-то с семейством живет. С женкой. Трое у них - мал мала меньше. Болыпенький, правда, в школу бегает. - Она засмеялась, опять, как в начале разговора, прикрыв рукой рот. - Волков не пугается... Ильич, лесник-от, один проживает. Одинокий. Ни детей, ни женки. Хотя кто его знает... Не мшинский он, не нашенский, но мужчина добрый, обходительный.

- Да ведь он здесь с незапамятных времен живет, - вставил молчавший все время участковый.

- С запамятных, с запамятных. Давно живет, да не наш. Не из Мхов, строго сказала Надежда Григорьевна и, оборотясь снова к Корнилову, подолжала: - Он, Ильич-от, с пятьдесят шестого здесь. Аль на годок ране. Степан Трофимыч, старый лесник, умер, - Надежда Григорьевна перекрестилась. - Наш был братец. Ильич-то и приехал на его место.

Надежда Григорьевна задумалась, рассеянно глядя в замерзшее оконце. Корнилов не торопил ее, ждал, когда сама заговорит.

- Степан-от тоже одинокий был, - наконец заговорила старуха. - Уж такой одинокий! Никого ему, окромя леса, не надо. Вот охотник-то был. У меня подушки пером набиты - все он, брат. Дичи настреливал! Ружье у него большое, да-а-алеко стреляет. С подзорной трубой...

Игорь Васильевич внимательно слушал Надежду Григорьевну, стараясь представить себе по ее рассказу всех обитателей деревни, их возраст, интересы. Ведь к кому-то из них направлялся этот человек... И Санпан прожил здесь, во Владычкине, долгое время. Ходил, наверное, к кому-то в гости, говорил о жизни. Был на виду. В такой деревушке от людских глаз не скроешься...

Участковый все время ерзал на лавке, поглядывал на часы. Корнилов чувствовал, что ему не терпится идти дальше, говорить с другими людьми, что-то предпринимать. Неторопливая беседа со старухой, похоже, раздражала лейтенанта. Ему хотелось действовать.

И только когда старуха упомянула про ружье, он замер вдруг, словно пойнтер, почувствовавший дичь. Перестал ерзать и сидел совсем тихо, стараясь не упустить ни одного слова из разговора. Игорь Васильевич внутренне усмехнулся, искоса взглянув на лейтенанта.

- А Ильич-то после него, после Степки, основался, - продолжала старуха. - Говорят все - одинокий, а мне одна баба сказывала: сын у него был. Только сызмальства поссорился с отцом. С войны.

- И что ж, сын к леснику не ездит? - поинтересовался Корнилов.

- Не ездит, батюшка, Да ведь и он про сына молчит. Одинокий, говорит, я. А баба-от, ну та, что про сына мне рассказывала, сама зайцовская. С-под Сиверской. Знает его. Чегой-то там у них вышло, а чего - не помню.

- А где живет эта женщина?

- Зайцовская, говорю, она. Полиной зовут, а фамилии я не помню.

- Тетя Надя, а к егерю да к леснику гости-то ездят? - хмуро спросил участковый.

- Ходют люди, - сказала Надежда Григорьевна. - А гости или по делу не скажу, откуда мне, старухе, знать. Вот что родственников у них нет, об этом я сказывала. У лесника-от гатчинский один часто бывает. Лесхозовское начальство. Тот ездит. Дружки, что ли. Форсистый такой.

- Молодой или старый? - спросил Корнилов.

- Помоложе, чем сам Ильич.

Корнилов посмотрел вопросительно на участкового.

- Леснику за шестьдесят, товарищ подполковник, - ответил тот.

- А вы, Надежда Григорьевна, видели этого дружка? Как он одевается?

- Что-то я и не скажу. Помню, плотный, форсистый, а как одет... Нет, не припомню. На голове вот малахай рыжий...

- Чего?