Выстрелы с той стороны

Судя по голосу, фрау Эллерт стояла шагах в трех от него. Слишком далеко.

— Говорить, что мне жаль, будет неприлично. И что это приказ — тоже.

— Какие приличия, тут все свои, — Эней почувствовал новый позыв к рвоте, но в итоге вышел только стон. — А про приказ говорил комендант Кота-пять… его еще повесили потом… Послушайте, зачем? Я не прошу… но зачем? Только чтобы выполнить приказ какой-то штабной сволочи? — слово «сволочь» он сказал по-русски, не в силах подобрать немецкий аналог. — А если мы вас прикроем?

— Вы правы насчет приказа, — голос утекал все дальше. — А прикрыть меня вы, увы, не сможете. Они там не то все спелись, не то перепугались до потери разума. Михель попробовал их сдвинуть — сами видите, что вышло. Я ведь тоже не знала, что дело так плохо. Мне нужно время. А сейчас его нет.

— Мы любой ценой прикроем, — Эней попытался быть убедительным. На четвереньках в луже рвоты это получалось плохо. — А если я всплыву в доке — мои люди вас найдут… Знаете… есть простое решение… и есть правильное…

Сказал он последние слова по-немецки или по-русски — он уже не понимал.

Видимо, язык был не тот — или не подействовал. Потому что дальше он куда-то потёк. Кажется, по воздуху. Нет. Его просто вздёрнули на ноги, держа за руки и за шкирку.

Сейчас! — крикнул он сам себе где-то глубоко внутри. Ног Эней не чуял совсем, но реакция Генриха показала, что он проделал именно то, что намеревался: влепил референту-телохранителю каблуком по подъему стопы. Хороший трюк, только работать его надо не глядя и быстро. Генрих подскочил на одной ножке, отпустил руку Энея — и тот сумел бросить себя к столу и схватить макетный нож. Магда успела прикрыть грудь рукой, нож пробил ей предплечье. Теперь нужно было валить её и отбирать пистолет — а там посмотрим, кто у чьих ботфорт… и будь их двое, а не трое, может быть, что-то и выгорело бы… но фрау Эллерт, божий одуванчик, тоже оказалась отменным бойцом — не по выучке, по духу: откуда-то из мертвой зоны, из области, застланной наркотическим туманом, на Энея наехало тяжелое кресло, выполненное в стиле «прошютто». Кресло сбило его с ног и с панталыку: вместо того чтобы резать глотку Магде, он выпустил пенорезиновые кишки мягкой мебели. Магда не растерялась и прыгнула сверху — Эней захрипел, придавленный к полу предметом обстановки и здоровенной чернявой девахой.

Выкрутив ему руку, Магда с Генрихом забрали макетный нож. Потом вынули пленника из-под кресла и связали руки и ноги скотчем. Потом Магда пнула его два раза.

— Я боли не чувствую, — просветил он бестолковую тёлку. Воля к борьбе оставила его тут же — внутренний страж, который разжёг этот огонь, не видел смысла поддерживать его в такой безнадежной ситуации.

— Магда, идиотка! Никаких побоев, — теперь фрау Эллерт нависла прямо над Энеем. — Вам двоим стоило проявить больше осторожности. Как-никак, ученик Ростбифа.

Достав салфетку, она вытерла с лица и шеи своего пленника размазавшуюся дрянь.

— Обыщите его тщательно. Магда, иди сюда, я помогу тебе перевязать руку.

Эней проникся к Магде сочувствием. Ему было так хорошо, что он был готов любить весь мир. Куда там святым… Доза «ангельской пыли» — и жизнь прекрасна. Даже когда валяешься на полу, ожидая транспортировки на тот свет.

Генрих умело обшарил его, потом принес сканер и тщательно, дюйм за дюймом, просветил. На Энее было два пассивных маячка, он нашёл оба. Потом снял с пленника серебряный перстень и деревянный крестик, подаренный владыкой Романом. Перстень бросил в стакан с водой, за крестик принялся с макетным ножом.

— Отдай, — Эней неожиданно заплакал. — Там нет ничего. Не нужно. Свинья ты… — Древесина хрустнула, каждая перекладинка распалась надвое.

— Извини, — сказал Генрих. — Я должен был убедиться.

— Меня нет уже больше часа, — сказал Эней, героически сражаясь со сном. Слёзы кончились так же внезапно, как и появились. — Меня будут искать. А найдут вас.

Он предупреждал, а не угрожал. Ему действительно не хотелось, чтобы Цумэ и Десперадо порвали глотки этим славным ребятам, а Мэй шлёпнула милую бабушку Аннемари.

— Мне уже всё равно, — сказала милая бабушка. — И этот ваш бросок показал, что простое решение в данном случае — и есть правильное. Отдохните, мальчик. Вы устали сражаться.

Энея снова подняли на ноги, усадили в порезанное кресло. Он закрыл глаза. Ему никогда в жизни не было так хорошо и так плохо одновременно. Да, права бабка. Он неимоверно устал сражаться…

— Все, что я могу для вас сделать, — это не причинять вам боли, — Аннемари Эллерт стала бестелесным духом и витала где-то возле правого уха. — И я не трону ваших друзей и ваших контрабандистов.

— Не бойтесь, я не буду являться к вам по ночам, — успокоил её Эней. Это было последнее, что он сказал — кресло сомкнуло над ним мягкие кожаные губы и принялось, чавкая, пережёвывать, а потом и вовсе проглотило.

* * *