Выступления Мао Цзэдуна, ранее не публиковавшиеся в китайской печати. Выпуск первый (1950–1957)

Как писать публицистические статьи? Обязательна ли для них односторонность? И в публицистических статьях не избежать односторонности. Но слишком высокие требования [к публицистике] помешают развертыванию критики. Однако это можно связать не с односторонностью. Нельзя обвинить в односторонности ни публицистические статьи Ленина, ни публицистические статьи Лу Синя. Публицистические статьи Ленина в основном обращены к единомышленникам, а статьи Лу Синя — к врагам. Если бы Лу Синь был жив, то его публицистические статьи, обращенные к врагам, можно было бы также использовать и в отношении единомышленников.

Сейчас при написании статей кое-кто боится не доискаться до сути, а суть в том, чтобы сообразоваться с марксизмом. Нынешняя обстановка не такая уж скверная, не то что при гоминьдановской цензуре, [у нас статьи] правятся и утверждаются только редколлегиями; отсутствие [у автора] каких-либо прав тоже плохо. В дальнейшем некоторые статьи можно и не править. Правительство не имеет цензурных органов, а после «расцвета ста цветов» пошло на еще большие послабления. Материалисты же не боятся, им нечего опасаться, они революционеры и умеют выяснять истину. Однако нельзя и не считаться с обстановкой, которую мы должны нормализовать. Нынешняя обстановка все еще неблагоприятна для свободного написания статей. Коммунисты должны провести упорядочение стиля, но в меньшей степени заниматься им среди тех, «кто на первом месте в Поднебесной», и как к равным относиться к другим. Лу Синь относился к читателям как к равным. По-настоящему хорошие статьи появляются в процессе борьбы и приветствуются массами. Чжан Тай-янь, который жил в конце Цинской династии и был материалистом, на 3 года угодил в тюрьму за нападки на Кан Ю-вэя. В те времена сажали и за издание газеты на общедоступном языке байхуа. Сейчас бумаги маловато, а условия для творчества тем не менее хорошие.

Мы должны всем сердцем и всей душой служить народу. Чтобы преобразовать страну, у нас должна быть когорта волевых и целеустремленных людей — и мы сумеем изменить облик страны. Учитывая это, не надо бояться, что таких людей будет много, надо создавать соответствующие условия.

7. Вопрос о курсе на «развертывание» или на «свертывание». Никто не одобряет свертывания критики. Центральный Комитет тоже не одобряет его, считая необходимым развертывать критику. Кое-кто боится беспорядков, которые придется ликвидировать, ведь едва с ними покончишь, как они снова начнутся. Могут ли произойти перемены? Китай не превратится в Венгрию, а если бы и превратился, то в этом нет ничего страшного: сейчас Венгрия стала лучше, Венгрия преобразилась.

На совещании секретарей провинциальных и городских комитетов КПК я останавливался на проблеме «истины, добра и красоты». Истинное противоположно ложному, красота и уродство составляют пару, хорошие люди являются противоположностью плохих, без очень плохих людей не было бы и очень хороших людей. Если говорить об ароматных цветах и ядовитых травах, то мы не боимся ядовитых трав; когда ядовитых трав станет много, их надо будет выполоть. Истина развивается в борьбе с ошибками; когда ведется борьба, растет и число хороших людей, а ядовитыми травами можно удобрять поля. Говорят, что 100 лет назад помидоры считались ядовитыми. Я спрашивал об этом Булганина, он подтвердил, что так говорят.

То, что один класс признает ароматным цветком, другой класс считает ядовитой травой. Даллес — это ароматный цветок для американской буржуазии, но ядовитая трава для большинства людей во всем мире. А не издавал ли аромат Чан Кай-ши? От него исходил аромат в период Северного похода и во времена антияпонской войны. «Председатель Правительственного совета Чан Кай-ши, старый дружище, одолжи-ка хлебца!» Все это единство противоположностей, развитие борьбы противоположностей выявляется лишь путем сравнения с их единством. Марксизм возник в процессе борьбы с буржуазией. Если кто-нибудь захочет, то он может критиковать марксизм, ибо если марксизм сломишь критикой, то что это за марксизм? А если смогут критикой опрокинуть народное правительство — ведь это все-таки народное правительство, — то и пусть оно опрокидывается, раз не выдерживает критики. Но, по-моему, его не опрокинуть критикой и нечего этого опасаться.

Американская и французская буржуазия допускала критику довольно долгое время. В XVIII веке и в первой половине XIX века она еще не боялась критики, а во второй половине XIX века начала бояться ее. В XX веке буржуазия стала пуганой вороной. Народное правительство только недавно создано; 80–90 процентов народа поддерживают его, а помещики, кулаки и шпионы не поддерживают. Тем не менее ничего не поделаешь, буржуазия и зажиточные середняки в известной мере вынуждены строить социализм. Лю [Шао-ци] говорит, что не надо принуждать их, но определенное принуждение имеет место.