Выздоровление

«В деле коренного обновления всех сторон производственной и общественно-политической жизни, ускорения социально-экономического развития первичным парторганизациям принадлежит особая, чрезвычайно ответственная роль. Если мы на полную мощь включим имеющийся потенциал партийного воздействия на перестройку, то коллективное хозяйство значительно прибавит в работе. Именно это необходимо сейчас, когда пошел на завершение юбилейный год, это необходимо будет  в с е г д а, потому что перестройка — это  п о с т о я н н о е  движение вперед с непременным ускорением, это наша неуклонная  г е н е р а л ь н а я  л и н и я».

Переписывая, Борис Павлович уже адаптировал текст, и его можно было просто подклеить в нужном месте, машинистка к этому привыкла. Он вырвал страничку и приобщил к другим материалам. Сдвинув брови, заглянул в текущую сводку; сколько их поменяется, прежде чем наступит время заполнить пробелы в докладе… Подтвердят ли вписанные цифры уже сформулированные выводы? Борис Павлович на этот счет не сомневался. Он мог бы написать отчетный доклад на год вперед, и эта «рыба» за целый год не потеряла бы свежести…

Борис Павлович бросил ручку и отвернулся от стола. Хватит играть! Он вспомнил, и десять лет сидели в нем как один. И, пожалуй, скрывая мелькнувшую мысль, можно добиться лишь обратного: она будет напоминать о себе каждый день… Борис Павлович закурил «гостевую» сигарету, из тех, что хранил в достаточном ассортименте под рукой. Голова закружилась, захотелось говорить… Он встал и прошелся туда-сюда по кабинету, рассекая облачка дыма.

Десять лет! Как хорошо… Он сел снова за стол, взял пепельницу. Десять лет назад не было этого кабинета. Он думал, его кабинета вообще не будет в новом правлении, тогда еще только заложенном строителями из «дикой» бригады. Он хотел бы остаться в отремонтированном старом правлении, поделив его, на худой конец, с сельсоветом. Но, когда начались отделочные работы, тогдашний председатель Борисов привел его на второй этаж и сказал: «Вот тут буду сидеть я, за той дверью — главный инженер, а вот здесь ты, Борис. Нравится?» И он принял это, как должное, потому что уже расстался с детскими представлениями о том, что у парткома могут быть какие-то особые дела помимо хозяйственных. Хотя дела, конечно, были, но и они решались без отрыва от производства. Даже заседания парткома проводились в кабинете председателя, а стол заседаний, поставленный в парткоме, использовался для хранения газет в развернутом виде.

Зазвонил телефон.

— Слушаю, — сказал Борис Павлович и услышал голос Гончарука, успевшего уже расслабиться.

— Моя говорит, глянь, в правлении свет светится. Солнце взойшло! Ты чего там?

— Доклад.

— Во, самое время.

— Так ведь слышал сам…

— Слышал. Я чего звоню: съезди ты в третью бригаду завтра. Может, Матвеев кукурузой займется. У него убирать полсотни гектаров осталось…

— Машина твоя?

— Да хоть и на моей… А? Когда?.. Слушай, моя говорит, Матвеева в больницу положили. Вот еще… Метелкин какой теперь работник… Черт! А тут запевала нужен.

— Все равно съезжу. Какие расценки обещать?

— Этих не купишь, на подряде заклинились… Ладно, придумаем чего-ничего. Слушай…

«Скажет или не скажет?» — загадал Борис Павлович.

— …ты тогда и в школу зайди, пусть девятый-десятый пока на картошку собирается.

Не сказал. Решил, наверное, что успеется, все равно не завтра. Не сказал и Борис Павлович о своем юбилее.

О принципиальном согласии райкома отпустить Гончарука из колхоза он услышал сегодня, но так как-то, без удивления, без сожаления и зависти. К тому шло. Может и с ним такое случиться, но про себя он знал, что Лопуховку не оставит. Хм, а дочь с удовольствием завладела бы отцовским домом. Зять хоть изредка заговаривает об отдельной квартире, а Светка молчит. Не потому молчит, что с папой-мамой ей хорошо (хотя, конечно, не плохо), а, пожалуй, что ждет освобождения обжитой жилплощади от «устаревшего элемента». «Ты, — говорит, — папух, хоть и немолодой, но еще не старый — самый возраст для выдвижения. Ты же у нас за перестройку?» — «Я за уход на пенсию по собственному желанию», — отшучивался Борис Павлович, но, пожалуй, стоило ему высказать свои соображения более определенно.