— Тогда покупайте, — оживился Суздалев. — Я вот за телевизором еду, через неделю, говорят, начнет показывать. Дожили и мы, а то все непроходимостью волн пугали. Начальство у нас непроходимое, вот что!
Николай кивнул только, и Суздалев отвернулся. А Витька до самого Мордасова задал только два вопроса, да и то с какой-то опаской поглядывая на умного деда, задремавшего на переднем сиденье.
С автобуса они сразу пошли в больницу. Витька живо вертел головой по сторонам, провожая глазами встречные машины и людей, но рта не раскрывал, стеснялся, наверное. Николай сам говорил ему, что к чему.
— А вот эти рогатулины на крышах, — сказал, — и есть телевизионные антенны. Купим мы телевизор и себе такую поставим.
— А она будет че?
— А она будет передачи нам ловить…
В больнице, поговорив с регистраторшей„ Николай немного расстроился: хирург принимал с половины двенадцатого.
— И проторчим мы тут с тобой целый день, — раздосадованно сказал он сынишке. — Пошли, посидим где-нибудь.
А посидеть можно было на крыльце амбулатории под лозунгом «Здоровье народа — основное богатство страны», где пока еще держалась тень. Неподалеку торчал полуголый тополь, под ним — порушенная беседка, а остальное — так, посадки какие-то, прутики, торчащие из пересохших лунок. Витьке хоть интересно было разглядывать двухэтажный больничный корпус, а Николай живо представил, какая тоска лежать тут на излечении. И правда хорошо, что в город попал со своей язвой… За забором стояли легковые машины, разворачивались автобусы, прибывающие из хозяйств, и он повел сынишку туда, коротать время вблизи машин.
— Это «москвич», — объяснял негромко, — а это «жигуль», — на хозяев он старался не смотреть.
К хирургу Николай попал перед самым обедом. В коридоре амбулатории было не продохнуть и казалось, что в воздухе плавает всякая зараза. Витьку Николай вывел наружу, усадил на кирпичики под стеной, а сам поневоле стоял в шевелящейся, гудящей толпе, прислушивался, кого выкликнут следующего.
— Акимов, — негромко сказал, выходя от хирурга, худющий мужчина, но Николай как-то не узнал, не поверил своей фамилии.
— Акимов, спишь?! — выкрикнул кто-то распорядительным баском, и он заторопился, стараясь и на ноги сидящим не наступить, и заранее приготовить свои бумажки.
Осмотр был коротким. Пока он впихивал рубашку под брючный ремень, хирург, молодой еще парень, что-то написал в его карточке и сказал:
— После обеда на комиссию, в первый кабинет.
Николай потянулся было за бумагами.
— Это у нас останется. Вас вызовут… А кто тебя в городе оперировал?
— Левшов вроде.
Хирург неопределенно хмыкнул и отвернулся к медсестре.
— Мне идти? — спросил Николай.
— Да, свободен.
Облегчения он не почувствовал. Выдумали еще какую-то комиссию… Витька смотрел на него молча и обиженно.
— Пошли теперь в центр, — бодрясь, сказал Николай. — Эх, и гульнем сейчас с тобой! Давай руку.
— А к мамке когда поедем?
— Поедем. Еще потом заглянем сюда и — жжиньк! — на автобусе…
— Жа-арко, — вздохнул Витька.
— Жарко не жалко, лишь бы не мороз!
«Все, в первый и последний раз», — думал про себя Николай, и шутки у него выходили вялыми.
Время было обеденное, и они попали в довольно оживленный поток служащих, спешивших по домам. И молодки, и замужние женщины щеголяли тут в платьях с завязочками на плечах. От ходьбы эти тесемочки то ослабевали, то заметно впивались в розовые и смуглые плечи некоторых, и Николай немного стыдился перед сынишкой за эти мелкие наблюдения. Их обгоняли, а они плелись по асфальту, как казалось Николаю, чужими тут и лишними.
— Ну, что, — спросил он, когда добрались до центра, — поедим или сначала в магазины заглянем?
— Есть я не хочу, — вздохнул Витька.
— Ну, раз так, — вперед!
Сынишка ожил немного в игрушечном отделе «Культтоваров». Хоть и выбирать там было нечего, Николай купил ему пакетик с коричневыми капроновыми самолетиками и какую-то глупую машину с вихлястыми колесиками, надетыми на оси разной длины, тоже коричневую.
— Дешево и сердито, — сказал он продавщице, протягивая рубль.
— Не нравится — не берите, — равнодушно сказала девчонка.
Витька покупкам был рад, и Николаю стало отчего-то жалко его. А Катеринины наказы все оказались невыполненными.
— Какая шампунь? — удивленно отозвалась на его вопрос продавщица в универмаге.
«А какая?» — подумал Николай и сказал:
— Да в бане мыться.
Продавщица фыркнула.
— Нету, что ли?
— Он еще удивляется!
— Я не удивляюсь, я спрашиваю, — обиделся Николай.
Поэтому в хозяйственном с вопросами уже не спешил, а сначала сам оглядел полки, уставленные желтыми пластмассовыми вазами, витрину с металлической мелочью.
— Крышек, капроновых хоть, нет, случайно? — осмелился наконец спросить.
— Случайно нет, — усмехнулась продавщица, заполняя какую-то квитанцию, но потом все же подняла голову. — За одну металлическую надо пять яиц сдать.
— Куриных?
— Куриных, куриных, — засмеялась продавщица.
Николай подозвал Витьку, прицеливавшегося было сесть в пыльное темно-зеленое кресло, и они вышли на улицу, где не пахло так удушающе хозяйственным мылом.