Выздоровление

Через день Саню хоронили. От редакции тоже решено было возложить венок, и отвозил его Великов. Я не мог ехать, чувствуя какую-то гадкую вину перед Саней. Из-за неясности вины и прощения ждать было неоткуда.

На редакционной машине ездил на похороны и Моденов. Вернувшись, он пришел ко мне и впервые после долгого перерыва остался ночевать. Ответсекретарь общества борьбы за трезвость в тот вечер нарушил сухой закон и плакал у меня на диване. Поначалу я еще сердился и хмурился, но потом на некоторое время тоже раскис. Трогательная, наверное, была картина.

— Преемником, кажется, Тимофеев будет, — сказал Моденов. — Ты не знаешь, что за мужик? Толковый? Заморочили его с этими похоронами. Слово Рыженков произносил. Колхозники плакали… Хорошо, что тебя не было…

— Почему ты выделил нас? Саню и меня, — спросил я в тот вечер у Моденова.

— Потому что ты пописывал в своем Подбугрове, шутка ли — живой селькор в районе появился! А Саня хозяйничать начал ни на кого не глядя… Потому что вы оба шевелились, — сказал он и заплакал.

Спали мы с Моденовым чуть ли ни в обнимку, но после той ночи не встречались ни разу.

Связывая вместе два неординарных события, мордасовская публика породила немало криминальных захватывающих версий. Говорили, например, что Саня повесился в лесопосадке, демонстративно покинув пленум… Да за какую-то неделю о нем было сказано в райцентре столько, сколько и за все девять лет его председательствования не набиралось. Саню называли слабаком без всякой связи со здоровьем. А этот слабак оставил после себя вполне современное хозяйство. Впрочем, в этом-то как раз никто и не сомневался: «Человеку с неба все сыпалось, успевай только распоряжайся», — говорили.

Ах, Мордасов! Не то плохо, что затерялся ты в степной провинции, а то отвратительно, что не любишь и не хочешь думать, не хочешь понять ближнего…

Санина смерть навещала меня каждую ночь, чем-то она была недовольна, эта тупая толстая баба с пустыми, как два плевочка, глазками. Я говорил с ней, пересиливая отвращение, хитрил и заискивал, но к Сане она меня не допускала.

С чего ты взял, хотелось мне сказать, что Гнетов и Глотов — это одно и то же? А если и одно и то же, стоило ли так близко принимать к сердцу? Пусть они отвечают за свою работу, а за твою все равно тебе отвечать. Пожелают заняться демагогией — пусть занимаются, хотя вряд ли им дадут, как не дадут и самовольничать больше, а твое дело… Но это был старый разговор, я и без Сани знал его мнение, мнение человека, болеющего не только за себя, не только за свою «Весну», да и не за одну только степную провинцию.

И вот почти год минул с того дня. В Мордасове по-прежнему ругают коммунальщиков, потому что не хватает воды и не работает баня, издеваются над заместителем председателя райисполкома Макрушиным, которого видели то сгоняющим коров с газонов, то махающим косой в лопухах, которыми зарос разбитый прошлой осенью сквер, окрещенный его именем; скандально-известной стала связь заведующего отделом культуры Рожкова с какой-то телефонисткой, чей ревнивый муж-шофер застукал парочку, устроил автомобильную погоню, в результате которой Рожков не справился с управлением, допустил опрокидывание и теперь ходит с подвязанной рукой. Стороной узнал я, что ушел из ответсекретарей снова в страховые агенты Моденов, не выдержавший, наверное, бестолковщины с этим обществом борьбы за трезвость, созданным в районе, как и многое другое, по приказанию свыше. Несмотря на категорическую отмену продажи водки в Мордасове, по красным дням календаря ее завозят, и изготовляют талоны на каждого работающего по одному, а едва ли не прокисшую «бормотуху» в эти дни можно закупать хоть ящиками. Об этом говорят в Мордасове на каждом углу.

Да, говорят по-прежнему много и охотно, и Борис Борисович Глотов на посту первого секретаря райкома тоже проявил себя изрядным говоруном. Выступления его, которые мне пришлось слышать или обрабатывать для газеты, как одно, похожи на памятное выступление Карманова и уже всем примелькались. Критика его не режет, не колет, и если еще шевелятся ребята на местах, то вряд ли стоит связывать это с курсом районного руководства. Иногда Глотов говорит, отрываясь от бумажки, и это почти всегда звучит так:

— Нет, ну до каких пор, товарищ такой-то, вы будете творить то-то и то-то? Вы только посмотрите…