Выжигаю имена в сердце своем (СИ)

— Благодарю, — Ярослава поклонилась на прощание и проводила взглядом уходящую женщину. После того как послышался глухой хлопок закрывшейся двери, глава семейства устало выдохнула. — А теперь, молодой человек, потрудитесь объяснить, что это вы вчера учудили. Всю семью перепугал. Бедняжка Мира себе места не находила. Винила себя, что выпила последний стакан сока из раисовских яблок, тем самым лишив тебя всей энергии.

Лёгкое негодование на бессмысленные душевные метания дочери, лишённые какой-либо логики, отразилось на лице матери глубокими морщинками, залегшими между бровей.

— После этого мне, вместо того, чтобы самой приходить в себя, надо было её отпаивать отваром ромашки. Потому что яблочный сок теперь под запретом. Для всех, кроме тебя. Так что, приготовься: ближайшие месяца два ты буквально будешь жить на этих яблоках.

Для других это могло прозвучать как безобидная шутка, но наученный горьким опытом старший сын понимал, что эти слова следует воспринимать буквально. Для своего же блага.

Однажды у семейства Башазаг выдался рекордный урожай мясистых помидоров. Большую часть они благополучно продали на овощных рынках в виде солений, тонких сушеных пластов, домашних соусов и томатных соков с солью или сахаром. На пороге отчаяния они придумали томатное варенье и сорбет, но и это не спасло их от участи оказаться в плену у своего же детища, которое продолжало день ото дня набираться мощью от солнца и воды. И только Ванабавл знал, сколько мучений кроваво-красные плоды принесли их семье. Они нередко навещали во снах своих создателей, заманивая в зыбучие пески тёмно-бордового цвета.

— Спасибо, — Ян громко сглотнул вязкую слюну в ожидании яблочной тюрьмы. Главное, что не помидоры.

— Должен будешь, — пропела Ярослава со смешинкой, после чего вернулась к насущным вопросам. — Так что это было?

— Самому любопытно.

Расплывчатые очертания проявлялись отдельными отрывками, как высохшие на солнце картинки. С неохотой представая перед глазами и вновь прячась в бездонных закромах памяти, события ушедшего дня блокировались раздражающим жужжанием в голове. Лишь туманный голос Уфира, что, казалось, доносился из глубин стоячего озера, заросшего иссохшим камышом и пропахшего вязким илом, глухими ударами отдавался в гудящей голове.

— Со мной был однокурсник, — неожиданно для него самого, вырвалось у Яна. — Рыжая шевелюра и родинки по всему лицу. О нём ничего не было слышно?

— Когда соседские мальчишки принесли тебя домой бездыханного, мне было далеко не до их внешности. Да и после никто не объявлялся.

Погрузившись в беспокойные думы, Ян не заметил, как прохладная ладонь легла на его напряжённое плечо.

— Ты сам как? Уверен, что чувствуешь себя нормально? — в глазах матери плескалось беспокойство. — Хоть врачу ты сказал одно, мамино сердце чувствует, что ты что-то не договариваешь.

Присев на опустевший табурет, Ярослава нежно провела рукой по спутавшейся прядке волос сына.

— Если тебя что-то беспокоит, ты можешь открыто с нами об этом поговорить. Хоть мы с Назаром не образец для подражания, и на нашем фоне ты кажешься взрослее, чем мы сами, всё же мы всегда готовы тебя выслушать. Поддержать и помочь, чем это возможно.

— От тебя ничего не скроешь, — Ян выдавил страдальческую улыбку. Пальцы сами потянулись к вискам, чтобы хоть как-то усмирить разыгравшееся давление. — Сам поход на Базар Чуд и Чарок вспоминается с трудом, как и то, что я там делал, но вот момент перед падением всё же немного помню. Я мало различал тела прохожих. Во что они одеты или как двигаются. Вместо этого я видел цвета и формы. Как будто их раскрасили карандашами, но забыли придать человеческие очертания.

Прикрыв глаза, Ян мысленно вернулся к этому моменту. Только небо, земля и души. Словно мир, что потерял оболочку и оставил после себя лишь таящиеся в тени внутренности.

— Это прозвучит довольно странно, но по-другому объяснить не могу. Меня до сих пор преследует ощущение, что где-то внутри меня одним махом сбили заржавевшую гайку, и труба, не выдержав нагрузки, полетела вниз со всем её содержимым. По телу что-то непонятно разливается и чувство, признаюсь, не из приятных.

Изредка поглядывая на лицо матери, Ян комкал до хруста чистые простыни. Сам бы не поверил, не произойди это с ним. Юноша мог проигнорировать случившееся, объяснив свои видения игрой воображения, но крепко отпечатавшийся в памяти необъяснимый страх не давал покоя. Внутреннее чутье, присущее каждому представителю рода Башазаг, не позволяло спокойно закрыть на это глаза.

Ярослава со свойственной ей серьёзностью впитывала слова сына. В её взгляде не было ни недоверия, ни предубеждения, лишь смутная тревога, ибо сбылись, наконец, слова, сказанные много лет назад случайной встречной.

Взглянув в глаза сына, такие же ярко-голубые, как её собственные, мать увидела в них своё отражение. Отражение женщины, что всеми фибрами души не желала такой судьбы для Яна, но не боялась за него, потому что была уверена, что справится он с этим лучше, чем кто-нибудь другой.