Выжигаю имена в сердце своем (СИ)

— Счастливыми глазами не узришь реальности, на которую позорно даже взглянуть. Я рад, что у тебя в жизни всё сложилось, но не надо везде приплетать своё правое мнение, если, кроме белых простыней и физической работенки ничего не видел. В состоянии ли ты понять, что чувствую я или сотни таких же детей, чьи родители дали присягу служить во имя Светлости? Нет.

Яну было обидно.

Да, возможно, его жизнь не была испытанием, но и раем её не назовешь. И он по-своему выживал на предоставленной ему территории — на юго-западе Пансо, в Нариме, где слухи разлетались быстрее звука. В городишке, где высокими амбициями никого не удивить, но мало кто делал хоть шаг в нужном направлении. Место, где чувствуешь потолок возможностей и тихо довольствуешься малым.

Яну было, что возразить, но, придя к подобным умозаключениям, он смиренно хранил молчание. Наримец понимал, что и Маркус отчасти был прав. Он никогда не побывает в шкуре северянина. Не узнает, через что проходят рыцари севера. Не ощутит веса данных Светлостью «привилегий».

Яну было обидно, но он всё ещё желал понять своего друга. Даже если тот считал иначе.

— Великий господин Радигощ О Де Фоль. Только посмотрите на него, какой статный мужчина. Гроза и гордость прибрежных рыцарей северного континента! — начал в нарочито восторженном тоне Маркус. — Военная выправка, выверенные взмахи меча. Точные удары, рассекающие каплю воды точно пополам. Видел бы ты его шествие по центральной площади Комешэха. Подумал бы, что он точно спустившийся с небес бог войны, снизошедший до обыкновенных смертных. Святой Кхайе, как же это смешно.

Уставившись невидящим взглядом на догорающие угольки, Маркус погрузился в свои мысли, вспоминая совсем не радужное детство.

— Дом, который должен быть местом, где все члены семьи могут почувствовать себя раскованно и быть самими собой, и где непременно окажут неоценимую поддержку, было хуже всех видов пыток, которые я только испытал.

Звон железных цепей набатным стоном завывал в ушах Маркуса. Ногу обжигали невидимые стылые пальцы пленников. Северянин скривил лицо, не желая более вспоминать тот жуткий дом.

— Отец часто приводил домой «невыполненную работу». Домашнее задание, как любили выражаться хваленые советнички. И тогда в нашем доме по ночам можно было услышать сдавленный скулёж, доносившийся с подземных этажей и непременно сопровождавшийся хлёсткими ударами прутьев. Клянусь, кровь буквально застывала в жилах, и единственной мыслью в голове было: «Боже, как бы не оказаться на месте этих отступников». Зная отца, я понимал, что это всегда могло стать реальностью.

Мощное тело содрогалась от букета эмоций. Гнев, непонимание, страх, одержимость, неопределённость.

— День за днём повторялось одно и то же. Верные псы отца задерживали человека, выжимали из него все соки, пока бедолага сам не сознавался в том, чего не совершал. Дальше рыцари при полном параде отправлялись в Комешэх докладывать правителю Панпуга о доблестных свершениях, — обернувшись к Яну, Маркус смотрел сквозь него безумным невидящим взглядом. — И знаешь, что самое забавное? Меня просили понять их и простить. Говорили, что это всё издержки работы. Издержки работы, спятившие старики.

Плечи опустились, словно невидимая ноша с небывалой тяжестью давила на Маркуса, прижимая его к земле и не давая сил подняться. Кулаки его сжались так, что костяшки пальцев побелели, до предела натягивая кожу с мелкими порезами.

— Как-то ночью я хотел отрезать себе уши, лишь бы вновь не услышать эти мольбы, крики и протяжный истерический хохот, — стеклянные глаза северянина безумно поблёскивали в ночной темноте. — Что, думаешь, я тоже сумасшедший? Я тоже так думал. Продолжаю думать. После такого перестаёшь верить, что хоть кто-то способен сохранять здравомыслие. Точно не в нашей семье.

Маркус, как и Соня, на себе познал, каково это с ранних лет расти в одиночестве и страхе за свою жизнь. С опаской размышлял, наступит ли момент спокойствия, когда перестанут всюду мерещиться живые трупы.

И каждый раз, как в последний, в тёмных уголках дома маленький мальчик надеялся, что его заберут и спасут. Что с ним поделятся каплей сочувствия, теплоты и понимания. Надеялся, что найдётся однажды человек, кто вызволит его из этих незримых оков и подарит ему свободу.

Но годы шли. Список сомнительных деяний возрастал, забирая с собой иллюзию возврата к чистому началу. Маркус собственными силами пытался держаться за связующие нити души, готовые в любой момент разорваться под натиском сильных ветров перемен. Иногда выходило, иногда не очень.

— Мать, старший брат, — с трудом выныривая из собственного сознания, мечник медленно возвращался к реальности. — Я не мог подвергнуть их опасности, понимаешь? Что бы отец сделал с ними, если бы я отказался от его пути? В итоге, я подчинился и пошёл по стопам отца, став рыцарем. Я сделал это не с целью убивать людей, но хотел спасти их от таких монстров, как мой отец.

Сплетя пальцы в замок, Маркус жадно вглядывался в сизый дымок от камина, наклоняясь к нему ближе и ближе.