Выжигаю имена в сердце своем (СИ)

Первые лучи солнца боязливо выглянули из-за горизонта, всё дальше оттягивая начало нового дня. Увядшие к полуночи нимфеи медленно осели на морское дно, боясь встретиться с напрасно верящими в них людьми. Утренний бриз бережно дотронулся до качающихся на плаву лодок, что вполовину были скрыты холщовыми простынями. Простыни, местами насквозь прожжённые, местами измазанные почерневшей кровью и грязью, защищали под собой от мира то, что сам мир защитить не смог.

Одинокие в своём приключении лодки, что не доплывут до противоположного берега, трепетно несли в себе живые воспоминания ушедшего времени.

Здесь лежал маленький, худощавый старичок, что собственным телом закрыл молодого мужчину от летящих в него стрел. Он никогда не видел войны. Лишь свою — скромную полевую: выкопать разросшиеся сорняки, вовремя полить побеги и не забыть про удобрения. А ещё сходить к соседям, не имевшим более радости самостоятельно ухаживать за запущенным садом и ставить кормушки для перелётных птичек. И так, не раздумывая ни секунды, он загородил собой хрупкое будущее, оберегая молодое поколение и перекладывая ответственность за защиту народа в его руки.

Неподалеку плыла высокая духом и телом женщина с алыми губами, она едва-едва вмещалась в неказистую лодку. Внешне почтенная торговка, внутри скрытый лидер, который, поднимая высоко в небо тяжеленный меч, кинулся в гущу сражения. Поднявшаяся под её предводительством команда атаковала вражеские силы, посягающие на жизни ассаадцев. Её призывный клич не смолкал до самого конца под обстрелом, воодушевляя мужчин и женщин браться за клинки. И шли войска вперёд, не замечая истончившегося до хрипа голоса женщины, что вопреки её желаниям остался позади. Не имея сил подняться на истоптанную землю и идти вместе с ними вперёд, гордо отстаивая своё право на Ассаад, женщина так и осталась тихо лежать на земле, разглядывая бесчисленные звёзды в небе, пока сама не стала таковой.

Вдали виднелись отбывшие первыми водные паланкины. Взращённые любящими родителями девочки и мальчики разных возрастов, цветов кожи, роста и телосложения неподвижно лежали в белоснежных одеяниях. Белые лилии поверх маленьких ладоней молчаливо сопровождали их. Бледные лица детей не выражали ни боли, ни усталости. Можно было подумать, что они прилегли на часок-другой восстановить силы после весёлой беготни и вот-вот откроют глаза и вновь пустятся в пляс. Но чуду не суждено было сбыться.

За похоронной процессией наблюдал весь Ассаад. Исключений не было. Были ли они ранены, восстанавливали ли по крупицам уцелевшие вещи или заботились о других выживших. И это не потому, что люди были вынуждены это делать, нет. А потому что глубоко почитали и уважали в равной степени каждого ушедшего человека, кто не смог перешагнуть порог нового дня. Скорбели по матерям, отцам, братьям, сёстрам и детям. Горевали едино, не делая разницы между болью чужой или своей.

Но сильнее сопереживали выжившим. Выжившим, но потерявшим нечто большее, чем сама жизнь. Потерявшим связь прочнее металла и тоньше бутафорского стекла.

Нескончаемая очередь в тёмных траурных одеждах медленно спускалась к бревенчатому причалу, по пути нашёптывая холодным водам отправить близких в последний путь как можно мягче. Под приглушённые отзвуки природы тихие лодки уплывали в царство вечности и покоя.

Чёрные вуали скрывали опухшие лица женщин, кто этой бесконечной ночью сражались за каждую жизнь, склонявшуюся то на одну, то на другую чашу весов. За жизнь тех, кто непреднамеренно стал чьей-то мишенью. С невообразимой доселе тяжестью на сердце медсёстры наблюдали за последними трепетаниями отяжелевших век, выдыхаемыми в агонии словами и еле слышимыми вздохами.

Мужчины, чьи тела стягивали десятки бинтов, по стойке смирно стояли чуть поодаль, боясь случайно скользнуть взглядом по уплывающим вдаль лодкам. Из последних сил нервно стискивая пальцы рук, они секунда за секундой заново проживали последние часы, прокручивая моменты деяний человека, но не человеческих.

Уцелевшие старики и дети цеплялись друг за друга, боясь потерять друг друга и быть потерянными в себе.

Сознание медленно возвращалось к выжившим, даря мнимое ощущение контроля за происходящим. Ян открыл мутные от смога глаза, медленно всматриваясь в толпу. Многие были сломлены, многие были изувечены. И на каждом из них остался несмываемый след войны, чётко отпечатавшийся внутри. На потёртой коже рук, держащих тяжёлые копья и стрелы. На огрубевших ступнях ног. Прежде, чем вернуть свои земли…

Океан человеческих стенаний завывал, вовлекал в бурный водоворот надрывного, безутешного плача. Скорбная процессия близилась к завершению. И кричащим напоминанием тому служила пустота в сердцах, в обгоревших до основания домах. В самом Ассааде — в ассаадцах.

* * *