Меня разбудил около 9-ти ч. сильный звонок. В комнате было еще темно. Слышу, мама поднимается с кровати, отворяет дверь, здоровается с кем-то приглушенным голосом, затем входит из столовой к бабушке и громко шепчет ей: «Мамочка, пришла Флора Иосифовна». Бабушка вскакивает, одевает халат и выходит в столовую. Я слышу целый ряд радостных восклицаний. Наконец входит мама, открывает окно и сообщает, что Ф.И. принесла, целую буханку хлеба за 50 рублей. Через несколько минут Ф.И. ушла. Я встал. Мы все втроем (я, мама и бабушка) осматривали, щупали, взвешивали и пожирали глазами небольшой низкий кирпич хлеба. Я по треугольнику разметил части и с величайшей точностью разделил хлеб. Получилось 5 порций по 200 грамм каждая – т.е. наша ежедневная порция. Теперь все, служащие и иждивенцы получают по 200 грамм хлеба. Рабочие 400 грамм. Так как маме и бабушке, кроме хлеба, есть нечего, то хлеба не хватает. Уже больше месяца, как Котя берет каждый день хлеб на завтра. Сперва это делалось для того, чтобы маме иметь хлеб на утро, перед уходом на службу, т.к. Котя встает поздно, он через день дежурит на чердаке и потом спит часов до 12-ти., лишь изредка он встает около 8-ми ч., если надо в очередь или хочет пойти в церковь. Но мало помалу вечером стали брать по ломтику завтрашний хлеб, на завтра опять не хватало. Вечером опять ели хлеб на следующий день и дело пришло к тому, что хлеба, который полагался на данный день, хватало только до обеда. Я уже дней пять, как решил, как только Котя принесет хлеб, отрезать свою треть (папа берет на службе хлеб). Так я делаю. В первый день съел только один ломтик и с тех пор выровнялся. У мамы с бабушкой дела пошли еще хуже. К утру оставался только маленький кусочек сегодняшнего хлеба, а сегодня утром у них хлеба не осталось вовсе. Сегодняшний хлеб был съеден еще вчера. Прибавка в хлебе была как нельзя более кстати. Каждый взял свою часть. Я свою часть спрятал: хочу ее засушить (на сегодня у меня хлеб есть). После завтрака мама ушла сначала в техникум отнести планы и постараться перехватить «брандахлыста», а потом хотела попытаться отдать в починку калоши. Мы с бабушкой около 11-30 ч. оделись и отправились к Шевченко. На улице было холодно (-3). Крыши и мостовая были покрыты снегом. Тротуары покрылись слоем твердого грязного и скользкого снега. Бабушке было тяжело идти и поэтому мы шли очень медленно. Наконец мы добрались до Шевченко. Она приняла нас очень приветливо, осмотрела мои зубы и сказала, что у меня все в порядке. Я поблагодарил и пошел в школу регистрироваться. Там мне какая-то преподавательница в шубе и с чайником в руке сказала, что регистрация и осмотр будут завтра с 10-ти ч. Я вышел на улицу и так как было очень скользко то вернулся за бабушкой, подождал ее у подъезда. И мы вместе отправились назад. На обратном пути бабушка зашла к Елизавете Александровне, а я пошел домой. После обеда пришла мама. Галоши негде не брали, но у нашей мастерской она видела записку о том, что завтра с 9-ти ч. будет прием резиновых галош и потому мы решили, что завтра утром мама займет очередь, а я около 9-30-ти ч. приду ее сменить. Вечером пришел Ксенофонт. Около 6-30-ти ч. я только начал ставить самовар, как услышал слабое завывание сирены. Я не сразу сообразил, в чем дело, потом побежал в столовую сказать, что тревога. Все всполошились. Ксенофонт поспешно оделся и убежал. Котя ушел наверх. Я продолжал ставить самовар, потом сел в столовой и писал дневник. Самовар вскипел, и мы сели ужинать. Послышался стук в дверь и вошел Котя, оказывается, тревога кончалась около 7-40 ч. Мы поужинали, посидели и около 10-ти ч. разошлись. Ночь прошла спокойно.
