Выжить, чтобы умереть

Маура и доктор Оуэн удалились в приемную, откуда наблюдали через смотровое окно, как Рэнди, теперь облаченный в рентгеноза- щитный фартук, готовит тело для новой серии снимков. «Сколько же шрамов ты скрывала, Анна?» Отметины на коже были явными, а что же с эмоциональными ранами, которые так и не затянулись, над которыми не властны фиброз и коллаген? Может, былые пытки и заставили ее в конце концов выйти на крышу и отдаться на милость земного притяжения и твердой почвы?

Прицепив новую серию снимков к негатоскопу, Рэнди помахал коллегам. Когда Маура и доктор Оуэн снова вошли в секционный зал, он сказал:

Я не вижу никаких других переломов на этих снимках.

Они должны быть старыми, — сказала Маура.

Ни Рубцовых образований, ни деформации. Знаете, уж их-то я могу опознать.

В его голосе сквозило явное раздражение. Маура — незваный гость, надменная специалистка из большого города, сомневающаяся в его компетентности. Она решила не связываться с ассистентом и переключила внимание на снимки. Рэнди говорил сущую правду: на первый взгляд очевидных старых переломов на руках и ногах не было. Маура придвинулась поближе, чтобы тщательней рассмотреть сначала правую большую берцовую кость, а затем и левую. Подозрения у нее вызывала более темная кожа на голенях Анны, и то, что Маура видела сейчас на снимках, подтверждало ее диагноз.

Вы видите это, доктор Оуэн? — Маура указала на очертания большой берцовой кости. — Обратите внимание на наслоение и плотность.

Молодая патолог нахмурилась.

Она толще, я согласна.

Тут есть также эндостальные изменения. Вы их видите? Они весьма знаменательны. — Маура поглядела на Рэнди. — Можно взглянуть теперь на снимки лодыжек?

Чем же они знаменательны? — спросил ассистент, который по- прежнему не доверял специалистке из Бостона.

Это периостит. Воспалительные изменения мембраны, которая покрывает кость. — Маура сняла рентгеновские изображения больших берцовых костей. — Снимки лодыжек, будьте добры.

Поджав губы, Рэнди прикрепил на негатоскоп новые снимки, и то, что Маура увидела на них, развеяло все прежние сомнения. Стоявшая за ее спиной доктор Оуэн встревоженно охнула.

Это классические костные изменения, — проговорила Маура. — До сих пор я видела такие всего дважды. Первый раз у иммигранта из Алжира. А второй — у трупа, который оказался в грузовом самолете, это был мужчина из Южной Америки.

На что вы смотрите? — заинтересовался Рэнди.

На изменения левой пяточной кости, — объяснила доктор Оуэн. И указала на правую пяточную кость.

Они видны и на правой пяточной кости, — сказала Маура. — Деформация возникла в результате многочисленных старых переломов, которые уже зажили.

Так у нее были сломаны обе ступни? — поразился Рэнди.

И многократно. — Маура пристально вгляделась в снимки и даже поежилась, осознавая их значение. — Фалака, — тихо добавила она.

Я читала об этом, — сказала доктор Оуэн. — Но никогда не думала, что увижу такое в Мэне. Маура перевела взгляд на Рэнди.

Ее также называют бастинадо. Удары наносят по подошвам ног, из-за чего ломаются кости, рвутся сухожилия и связки. Эта пытка известна в разных уголках света. Средний Восток. Азия. Южная Америка.

Вы хотите сказать, что кто-то пытал ее?

Маура кивнула.

Указанные мною изменения больших берцовых костей также свидетельствуют о многократных ударах. По голеням били каким-то тяжелым предметом. Возможно, этих ударов было недостаточно для настоящих переломов, однако из-за многочисленных кровоизлияний они оставили постоянные изменения надкостницы.

Маура вернулась к столу, на котором лежало изломанное тело Анны. Теперь она понимала, что означают эти сетки шрамов на груди и животе. Но по-прежнему не понимала, почему они появились у Анны. И когда.

Однако это вовсе не объясняет причину самоубийства, — заметила доктор Оуэн.

Нет, — согласилась Маура. — Но начинаешь задаваться вопросами, верно? А вдруг ее смерть связана с прошлым? С тем, как появились эти шрамы.

Вы начали сомневаться, самоубийство ли это?

Увидев эти изменения, я сомневаюсь во всем. Теперь у нас появилась новая загадка. — Маура поглядела на доктора Оуэн. — Почему пытали Анну Уэлливер?

Тюремная камера делает жалким любого, так же она поступила и с Икаром.

Из-за решетки он казался совсем невысоким и незначительным. Ему пришлось снять свой итальянский костюм и часы «Панерай» и надеть отвратительный оранжевый комбинезон и резиновые шлепки. Его одиночная камера была оборудована умывальником, унитазом и бетонной кроватью-полкой с тонким матрацем, на котором он теперь и сидел.

Знаете, — сказал он, — у каждого человека есть своя цена.

И какова ваша? — спросил я.

Я ее уже заплатил. Потерял все, что у меня было. — Он посмотрел на меня своими светло-голубыми глазами, такими не похожими на глаза его погибшего сына Карло. — Я говорил о вашей цене.

О моей? Я не продаюсь.

Так значит, вы просто недалекий патриот? Делаете все это из любви к своей стране?

— Да.

Он рассмеялся.

Я уже слышал нечто подобное. Это всего-навсего означает, что другая сторона предложила меньше.

Нет такой суммы, которая заставила бы меня продать свою страну.