Солнечные зайчики весело играют на широком крестьянском столе в светлой комнате. Стол накрыт для нас, для людей свободных от страха и от неизвестности. На столе лежит буханка хлеба, банка с вареньем и кофе. От давно забытого аромата настоящего кофе еще больше хочется есть. А на улице сама природа радуется нашей свободе. Позади хмурые дни, последние дни долгого пути из неволи. Мы не знаем, что нас ждет впереди…
Вот уже и нет буханки хлеба на столе. Хозяйка, увидев наш неуемный голод, несет еще одну. Да уж мы насытились, давно так плотно не ели. Старик, лукаво поглядывая на нас, о чем-то балагурит. Мы киваем ему в ответ, правда абсолютно ничего не понимая. Тяжело поднявшись из-за стола, поблагодарили гостеприимных хозяев, первых встреченных нами граждан Швейцарии. А дедулька продолжает весело болтать на непонятном французском языке. Вышли из дома. Лес, освещенный полуденным солнцем, радостно встретил нас. Старик взялся проводить нас лесом, в обход пограничных постов.
Поднимаясь по лесной тропинке впереди нас, старик вдруг сделал нам знак рукой остановиться. Вниз, беззаботно насвистывая, перекинув плащ через плечо, спускается молодой швейцарский пограничник. Нас он не заметил, мы вовремя успели уйти с тропинки в лес. Еще прошли вместе несколько шагов, и настало время прощания. Поочередно обнявшись с нами, старик пошел домой, а мы — в глубь швейцарской территории.
Первые шаги и первые встречи на швейцарской земле…
Швейцария
(Первые числа сентября 1942 года)
День клонился к вечеру, когда мы с Василием вышли из густого леса. Стоя на лесистом склоне холма, мы были очарованы открывшимся видом. Вдали, между отлогих гор по долине двигался поезд. Нам он казался на таком расстоянии игрушечным. Крохотный паровозик время от времени пискляво посвистывал, и этот свист эхо многократно разносило по горам, постепенно замирая вдали. Воздух совершенно прозрачный, и не чувствуешь большого расстояния до поезда, до дальних гор. Тихая, мирная Швейцария, совершенно другой мир, где нет войны…
А в душе к радости освобождения примешивается горький вкус обиды и унижения. Хочется отомстить за перечеркнутую юность, за войну, за плен. Кому она нужна, война? Сколько молодых и здоровых людей она унесла или покалечила! А здесь — тишина…
Ласковый и теплый ветерок обдувает нас. Мы идем по опушке леса. Подходя к вершине одного из холмов, замечаем на ней часовенку. Дверь деревянной часовни заперта на замок. Над дверью прибит католический четырехконечный крест. Над входом козырек, а под ним скамеечка. Сквозь окно в двери видны в полумраке часовни фигурки святых. Но наше внимание привлекли многочисленные окурки на земле вокруг часовни. Как заядлые курильщики, истосковавшиеся по куреву, мы подобрали все окурки. В этом занятии мы превзошли, наверное, самого добросовестного дворника! Накурившись до одурения, мы отправились дальше.
Спустившись с горы, вышли на шоссе. Через несколько километров от шоссе ответвлялась проселочная дорога. Мы пошли по ней. Сгустившиеся сумерки застали нас возле какой-то деревушки. В некоторых домах уже зажегся электрический свет. Впервые за время наших скитаний мы увидели ночные окна без затемнения. (Пояснение: до 1943 года нейтральная Швейцария жила обычной мирной жизнью. Но Германия ультимативно заявила, что если Швейцария не предпримет светомаскировки, то она введет войска, так как она служит ночью хорошим ориентиром для авиации союзников. Швейцария тогда ввела на всей территории светомаскировку и соблюдала ее до окончания войны.)
В селении мы подошли к добротному каменному двухэтажному дому. Возле дома увидели открытые ворота скотного двора. Заглянув туда, увидели при ярком электрическом свете рослого, крепкого мужчину, сидящего на низкой скамеечке. Мужчина… доит корову! На звук наших шагов он обернулся и, не переставая доить, что-то спросил нас по-французски. Мы поздоровались, тоже по-французски. Впоследствии мы узнали, что швейцарцы не имеют своего языка. В разных кантонах (районах) говорят на французском, на немецком, на итальянском языках, то есть на языках стран, с которыми граничат эти кантоны.
Мы опять, уже который раз за дорогу, объяснили, что мы русские пленные, бежали из немецкого концлагеря. Мужчина встал, вытер о фартук руки и правую протянул нам. Мы крепко пожали друг другу руки. В это время откуда-то вышла женщина и пригласила нас в дом. Войдя в дом, поднялись по узкой деревянной лестнице на второй этаж. По виду обитателей дома и их хозяйства мы поняли, что живут они неплохо, довольно зажиточно по нашим понятиям. На втором этаже, посреди просторной комнаты стоял стол, который хозяйка быстро накрыла для нас. Во время нашего ужина радушные хозяева засыпали нас вопросами, и возгласы удивления не смолкали. Они не могли поверить, что мы прошли такой опасный путь! Кроме взрослых в комнате были и их дети. Девочка лет одиннадцати — двенадцати и ее младший брат лет десяти — одиннадцати. Дети с большим интересом наблюдали за нами и слушали разговоры взрослых.